Глава 2
Восход Алого Полумесяца

Едва я подумал о том, что надо что-то предпринять, как понял, что стою в темноте посреди леса; бегло осмотревшись я решил, что нахожусь на знакомой поляне, а обнаружив слабо заметную тропинку, сразу же скрывавшуюся среди деревьев, уходя куда-то вглубь, утвердился в первоначальном впечатлении. Даже в темноте было понятно, что моя одежда вновь чистая: шаровары и кимоно, или как этот халат называется, белые и без пятен грязи; а извлечённая из ножен катана была той же выполненной грубо, насколько я мог судить в мраке, но не погнутой.
– Это многое проясняет, – подумал я и с грустной иронией заключил, – Получается, что окажись я в другом мире при прочих равных, то умер бы достаточно быстро... – а потом невольно добавил, – Отчасти мучительно и в многом нелепо.
Случившееся позволяло делать кое-какие выводы, что в купе с пережитым около- или действительно посмертным опытом значительно меняло восприятие окружающего мира и моего места в нём. Я сжал желваки до боли в зубах; это дома я сторонник законности, как проверенного спутника всеобщего процветания, обуславливаемого средой равных возможностей с известными правилами взаимодействий. Моя свобода заканчивается там, где начинается свобода других, но и моя агрессия начинается там же, где находится агрессия других. Я и ранее презирал сельских жителей, но без ненависти, а теперь же в мне, подобно побуждению духа, отражающего самурайскую наружность, негодование сменилось яростью. Впрочем я всегда прекрасно понимал, что моя цивилизованная маска тут же треснет, обнажая лик дикаря, случись с кем-нибудь из моих близких некая беда, а трансгуманист словно оборотень превратится в мстительное животное; и в данный момент, особенно находясь под впечатлением, я именно так был готов рвать и метать. Месть! Излишне говорить, что задумку пройти по тропе я отложил, нет, вернее отбросил без всяких размышлений, увлекаемый ранее пройденным путём к уже пройденной горной тропе.

В ярости я немного заплутал, стараясь сократить и забирая как мне казалось ближе к подножью, дважды выходил к обрыву без каких-либо признаков троп или иных проторенных путей; так что искомую дорожку я нашёл только тогда, когда начало светать.
– Мне же лучше, – подумал я, действительно будучи невысокого мнения о своих перцептивных способностях, раз уж какие-то селюки смогли устроить мне засаду.
Я не обладал планом действий, кроме того, что при встрече без разделяющих нас преград буду рубить и резать, если понадобится то сначала их мерзкие вилы, а потом прочее оставшееся. И никаких переговоров, раз уж эти существа способны без разбирательств сжигать незнакомцев в домах! В спешке я переходил с быстрого шага на бег, что и позволило обнаружить способность перемещаться быстрее; в очередной момент рывка я преодолел расстояние в пару-тройку метров выполнив лишь шаг, причём я не уверен делал ли я этот самый шаг. Тайны особой в движении не оказалось, необходимо было желать совершить рывок и подавшись вперёд выполнить заступ ведущей ногой; в ходе недолгой практики я освоил движение и стал стремительно спускаться с горы этими рывками, только пошаркивая носком правой ноги. Однако, как оказалось бесконечно так двигаться я не могу и спустя пару десятков рывков, я не считал, но впечатление сложилось о таком количестве, стало перехватывать дыхание. Пока восстанавливал дыхание, вынужденно вернувшись с окрыляющего, внушающего чувство невесомости скольжения над поверхностью на сразу же ставший неприятным шаг, меня посетило воспоминание о том, как в доме я отскочил назад, а потому я не пренебрёг поупражняться в поиске способа выполнять и его, конечно, если это нечто подобное скрытой возможности моего нового тела. Поначалу определить было сложно, подавшись назад и попытавшись сделать шаг в том же направлении я просто потерял равновесие и упал. Последующие попытки не принесли ничего кроме нарастающего раздражения, а в силу того, что я и до этого был в негодовании, спеша мстить, то почве пришлось принять на себя несколько ударов моего кулака. Но впечатление, нет, даже уверенность, что я могу и убеждённость в схожести отскока назад с скольжением вперёд заставляли пробовать вновь и вновь; и я вознаграждающе преуспел. Не требовалось делать ни шаг, ни заступ назад, даже отклоняться не было нужно, лишь мышечное напряжение, собирающееся воедино и влекущее тело в нужном направлении, будто последнее это сложная марионетка, соединённая незримыми нитями с перстами сознания. Сама смена, впрочем вернее будет сказать акцентуация и концентрация на описанной выше парадигме, помогала двигаться лучше: быстрее, с большим усилием, вкладывать словно заёмную из ниоткуда массу в куда более точные, выверенные движения. Мне потребовалось волевое усилие, чтобы вернуть клинок в ножны и продолжить путь, настолько я увлёкся боем с вымышленным оппонентом, скользя туда-сюда над травой и выполняя взмахи катаной.
– Упоительно... – мысленно констатировал я, а сам уже предвкушал какое представление ждёт моих обидчиков.
Однако, прибыв ведомый дымным следом на пепелище знакомого подворья я никого не обнаружил, даже свой труп, впрочем не слишком-то усердно и искал, а потому отправился дальше по дороге, ведущей через лес вглубь местности.

По пути я нашёл ещё одну усадьбу, по всей видимости лесорубов, так как от подворья удалялись две просеки, а вокруг было складировано много заготовленной древесины. Помещения оказались покинутыми, возможно недавно, мне трудно определить точно, но думаю что следы копыт свежие, а принадлежали они, надо полагать, освобождённым из упряжи в телегу с распиленными стволами лошадям. Возможно и дорога, по которой я отправился дальше, создана ранее из подобной увиденным просеки. Вскоре путешествие вывело меня из леса на холмистую, но открытую местность, а дорога стала петлять вниз, вероятно компенсируя уклон для удобства транспортировки заготовленной древесины в подобие рыбацкой деревни, располагавшейся внизу же, на берегу. Прибыл я как нельзя вовремя, так как оставшись, о чём хочется надеяться, незамеченным увидел небольшую группу гуманоидов поднимающуюся от деревни. Укрывшись за ближайшим достаточно толстым деревом, впрочем с моей стройностью хватило бы и черенка швабры, я стал ждать гостей положив кисть на рукоять катаны. Группа приближалась и среди составлявших её шестерых мужчин я заподозрил знакомого мерзавца, который мне ранее дважды встречался; по мере сокращения дистанции я уверялся в своей правоте. Конечно, простую европейского кроя, верх напоминал камизу, практичную одежду для работы на малознакомом человеке, чей облик я запоминал в, скажем так, стеснённых обстоятельствах, можно было и перепутать. В общем и главное то, что и новые лица были облачены в далёкие от японского или китайского платья; не удивительно почему меня не понимают, видимо я и правда чужак в странной одежде и говорящий на чуждом языке.
– Почему я думаю о этом? – удивился я, ожидая приближения группы.
Я же готовлюсь сражаться, но думаю о хоть и относящихся к делу проблемах, но всё равно отстранённых, вторичных в лучшем случае; загадочно, если честно, но не очень. Я один раз бегал от драки, в детстве, да и не совсем от драки, а от последствий успеха, когда метко метнув крупный камень пробил обшивку вычислительного модуля знакомому мальчику. В остальное время, имея средства борьбы, я их использовал сражаясь за свои интересы; так и сейчас был твёрдо намерен вступить в бой и отомстить. Я не задавался вопросами, вроде:
– Что если я имел только одно возрождение? – или тем более, – Справлюсь ли с шестерыми?
Возможно несвойственная мне воинская решимость и хладнокровие, будто питаемые из хранящихся в новом теле резервуаров боевого духа, произведут и другие порывы, мотивы и решения, отчасти новые мне; но пусть особые обстоятельства моего нового бытия, будь то тело, кураж и специальные навыки, и оказывают влияние, всё равно поведение формирую самостоятельно, по крайней мере я на это надеюсь. Далеко идущие выводы из того что я собираюсь сделать, как потом с этим быть, на что это толкнёт меня в будущем и кем я вообще могу стать, встав на извилистый и чуждый мирному человеку новейшего времени путь, в настоящий момент меня не заботили, банально было некогда, группа приблизилась.

Шестеро мужчин, трое из которых были не похожи на крестьян, кем бы убившие меня не были, остановились; новые для меня незнакомцы были облачены в акетоны поверх окрашенной хоть в какой-то цвет более ладной одежды, а головы защищали остроконечные шлемы, напоминавшие нормандские.
– Надеюсь по прочности они такие же, – наверняка подумал бы я, если бы был менее занят, однако всё же уделял вычислительные мощности на покусывание губы – одна из моих привычек, когда особенно беспокоюсь.
Моё появление не только остановило группу, но и вызвало бегство одного из рабочих, бросившего копьё и мешок, который он нёс перекинув через плечо; помимо уменьшения числа противников и беспокойные переговоры, и растерянность поз указывали на... Нечто неизвестное, могущее означать что угодно; возможно мой старый-новый знакомый и не узнал меня, в отличие от успешного опознания его самого, и в мне видели очередного разбойника, вероятно, подозреваемого в явлении для мести явно не в одиночку. Я не рассчитывал всерьёз, что они примут меня за призрака, тем более днём; впрочем, какие в этом мире религии и мифы, и есть ли первые вообще, я не знал, может призрак днём для них допустимое событие.
– А возможно и ревенант здесь такая же норма, как восход Солнца, – тут же осенило меня.
А потому я решил воспользоваться заминкой и нагнать ещё больше страха, если группой овладел именно он, продемонстрировав нечто необычное для человека и принялся скользить по дуге, приближаясь к противникам. Шестеро, а теперь пятеро, – проблема для одного, но у меня был план действий, заключающийся в маневрировании и разделении оппонентов, с последующими атаками при обнаружении возможности. Так что моё относительное спокойствие – продукт не случайный, по крайней мере никаких соматических проявлений ослабления контроля, исключая дебют старой, но в данном контексте практически безвредной привычки, не было. Остановившись для восстановления дыхания я с радостью проводил взглядом ещё двоих, последовавших за убегающим к деревне рабочим. Решил ретироваться не только ополченец, но и один из солдат, другой же воин схватив за шкирку и бросив на землю остановил моего знакомого от порыва к бегству; последний из троицы солдат вынул из ножен меч.
– Опытные воины? – размышлял я, наблюдая как двое солдат медленно приближаются к мне обнажив клинки, и держа между друг другом дистанцию достаточную чтобы не мешать, но и не отдаляться слишком для образования бреши. – Догадываются о возможности стремительной атаки одиночной цели?
Как оказалось нет: мало того, что солдат, заорав в половину запаса воздуха и занеся меч, побежал на меня, так и сделал он это когда его коллега решил помочь моему убийце в поиске решимости сражаться, пнув того в седалище и пригрозив мечом. Пока солдат что-то кричал рабочему, в итоге получив ответный сбивчивый крик, я стал примеряться к своему первому противнику, скользя то к нему, то в сторону. Солдат и правда растерялся видимо только сейчас поняв насколько вёрткая его цель, но то ли примеряясь, то ли из ярости, рубанул, попав в пустоту; я же отдышался с воодушевляющим удовольствием осознав что успешно слежу за движениями противника, более того, уже не единожды тело инициировало порыв контратаковать пользуясь возможностями, которые я так же успешно отмечал. К сожалению, я понял что не могу скользить в сторону, только вперёд или назад, да и назад я отскакивал, но, как мне казалось, на большее расстояние; оставалось надеяться, что не получается только пока, а не в принципе. Отказавшись от затеи скользить вокруг противника, я атаковал его оружие, совершив несколько рывков и рубанув по мечу. Силы в моём ударе оказалось мало, но вот скорость впечатлила и не только меня; солдат взял меч двойным хватом, водрузив левую кисть поверх правой и встал в защитную стойку. Мне следовало поспешить, нет времени осторожно и рационально примеряться, так как оставив попытки воодушевить сражаться ополченца, второй солдат побежал на помощь коллеге. А потому я атаковал: как следует отдышавшись насколько позволяло время, подскочил, стараясь выполнять рывки наиболее быстро, на что солдат ответил шагом назад, поворачиваясь к направлению рывков левее и туда же уводя своё оружие. Первым порывом было ударить по клинку, направляя его вправо и резануть по туловищу катаной, оказавшейся между мечом и телом противника, но будучи неуверенным фехтовальщиком, а точнее попавшим в свой первый бой, я просто рубанул по вытянутым почти не согнутым рукам. Солдат закричал, теряя оружие, а я завершив следующий рывок поддался директивному порыву, приковавшему взгляд к шее оппонента и довернув катану сделал взмах. Разрубленная на значительную глубину шея брызнула кровью, а голова завалилась на спину, словно откинутый капюшон; тело солдата рухнуло, а до моих ушей донёсся вопль ужаса. Кричал не второй солдат, на его лице была гримаса ярости, являющаяся, наверное, здоровой реакцией. Враг сделал выпад мечом, но не достал меня, отскочившего назад и тут же ринувшегося в атаку мгновенно выполненным рывком. Не знаю, впрочем не трудно догадаться, что на меня нашло: я впал в раж, но если так можно сказать "холодный", будто голодный зверь, вкусивший добычи, я не жаждал, но полностью был готов сражаться и победить. Состояние это происходило не от кровожадного маньяка, как скелет, выпавшего из покоившегося в далёком углу на чердаке пыльного шкафа, старого и непримечательного настолько, что манящей привлекательности не добавляла даже едва приоткрытая дверца, теперь совсем распахнутая охочим до жертв вывалившимся психопатом; нет, оно мне было уже знакомо, нормальный боевой кураж, впечатление способности сделать, тем более выраженное, чем большим приходится рисковать в достижении успеха. Лезвие катаны столкнулось с клинком меча, скользнуло по нему до гарды и только тогда я вышел из рывка завершая удар. На этот раз я успел заметить, вернее понять, что совершил удар в процессе скольжения, так же ускорив его и как оказалось увеличив дистанцию поражения, ведь с клинка моего оружия сорвалась едва заметная волна или рассечение, как угодно, но к сожалению разбилась о гарду меча. Однако в отличие от усилия создаваемого небольшой массой моего тела, энергия в этом ударе была значительная, так как солдат, здоровяк на голову выше меня, что я понял сблизившись с ним, вынужденно подал вниз увлекаемые импульсом руки. Мощный удар – новинка для меня, а вот то, что я быстр мне было известно и до этого: тут же совершив стремительный замах и вонзив лезвие катаны в тело противника, я разрубил акетон и создал порез от солнечного сплетения до желудка; конечно же, оценка примерная: в такой ситуации и через войлочную броню судить сложно. Катана, повинуясь моим движениям, показала свой клинок за спиной солдата, проткнув его насквозь, когда я повернул её и следующим рывком столкнулся с противником, тараня его.
– Быстро! – мысленно отметил я, совершив отскок значительно стремительнее, нежели упал второй убитый. – Быстро и упоительно.
Раж это хорошо, но мне бы пришлось плохо, будь здесь хотя бы третий солдат, не говоря уже о всех шестерых, дело в том, что я запыхался и тяжело дышал, однако быстро восстановился и ринулся на знакомого, выставившего вперёд мгновенно опостылевшие вилы, надеясь что они сойдут за преграду. Этот человек оказался так же высок, как и второй солдат. Катана врезалась в вилы, а продолженный удар пришёлся в черенок и повредил его настолько сильно, что в стороны полетели щепки, будто внутри что-то взорвалось. Я рванул оружие вправо и вниз, увлекая за ним вилы, что привело к прогнозируемой поломке древка, так что завершая взмах я разлучил свой клинок и навершие вил, отбросив последнее в землю. Следующими тремя взмахами я рубил черенок, желая укоротить его, но переоценил свои возможности: лезвие застряло в древесине, правда энергии удара хватило чтобы обезоружить противника.
– Ах, если бы я так же успешно мог порубить крестовину в окне, – успел подумать я и тогда же задался вопросом: – А нет ли и в этом прогресса?
Но противник отвлёк от возможного мимолётного размышления действиями, которых я не ожидал; мне казалось, что бегство или иные проявления паники – наиболее вероятное поведение этого человека, но он накинулся на меня! Вернее попытался, так как я машинально, в чём уверен наверняка, отскочил, а сознательные усилия же направил на выполнение контратаки катаной; совершённый при отскоке удар наотмашь получился схожим с получающимся при рывке, но то ли амплитуда движения, то ли отсутствие точки направления, а следовательно, концентрации удара, создали не мощное воздействие, а рассекающее, но всё равно достаточное для поражения защищённой только простой одеждой плоти. Я отскочил, а воздух разрезала знакомая едва заметная волна, но не сливающаяся в точку, а напротив, распространяющаяся в пространстве всё шире и пропавшая в оппоненте; последний же рухнул на месте, где мгновение назад был я, и схватившись за грудь закричал, принявшись ворочаться. Я посмотрел на него, как мне думается, меньше секунды, ни о чём даже не думая, разве что прицеливаясь, и вонзил катану; мужчина вскрикнул и, простонав, перестал двигаться.

Только завершив бой я впервые с обнаружения себя здесь испугался, не возможных последствий, например, мести с стороны сбежавших и жителей деревни, и даже не того что я совершил, а того, что могу совершить. Устрашился потому что привыкнув давать себе ответы на большинство вопросов, которые производили мои осознанные действия, я не мог сделать этого сейчас.
– Как? Почему? Зачем? – роилось у меня в сознании. – Да, действительно: Зачем? Зачем я здесь?!
Я помотал головой, сгоняя грозящий многими плохими последствиями дурман.
– Пусть лучше они, чем я, – изрёк я вслух первую пришедшую на ум мудрость и не понимая зачем, полез в кимоно за монетами, желая вернуть их владельцу.
Но монет не обнаружилось, возможно я их потерял, с скоростью моего движения, да и качеством хранения вещей внутри такой одежды это вероятно; а возможно они исчезли, когда меня убили. Но меня тут же заняла новая мысль о том, что я покрыт кровью и в таком количестве она выражено пахнет; ощущение не противное, только как факт – запах крови, и он вытеснил прочие. Однако, вскоре запах крови и ощущение этой жидкости на руках отлично отрезвили, подлинно обостряя чувства, возвращая их из машинарного состояния на естественную позицию – тут, рядом с актуальными соображениями.
– Пусть лучше они, чем я, – повторил я вслух.
Мне не нужно было даже обдумывать варианты, оправдываться тем, что я держу оборону или, что ближе к действительности, наношу превентивный удар, я стал мыслить о будущем и решил отправиться в деревню.
– Видимо, я плохой человек, – но подумав, добавил, – С общесоциальной точки зрения.
Ведь отомстив можно было вернуться к тропе и пройти по ней, но было бы как-то подло отомстить двум незнакомым солдатам, возможно некоей деревенской милиции, а может и зажиточным ремесленникам или что-то вроде, но отпустить двух других моих убийц. Я остановился и понял, что мне понадобится труп последнего убитого.

Спускаясь к деревне и получив возможность увидеть большую часть акватории, которую скрывала высокая гора, возвышавшаяся у берега с левой стороны поселения, я обратил внимание на стоящий на рейде корабль. Достаточно быстро, даже несмотря на большую заинтересованность происходящим в самой деревне, я догадался что поселение скорее всего не рыбацкое, а обслуживающее приходящие корабли. В настоящий момент судно было одно и к нему уже устремилось несколько полностью занятых покидавшими деревню поселенцами лодок. Эвакуировались и те, кого я мыслил солдатами: легко различимые и с такого немалого расстояния благодаря щитам, закреплённым на спинах и всё тем же шлемам, и прочие: с виду невооружённые, облачённые кто в кажущиеся чисто предметами одежды дублеты, какие-то полушубки и похожие на колпаки высокие замшевые шапки, а многие прямо в рубахах или камизах – как угодно, но один из таких уделил время надеванию брыли, вероятно нечто большему для него, чем только головной убор. Женщин или тем более детей я не заметил ни в лодках, ни в деревне, в которую зашёл через распахнутые ворота; надеюсь что их оставил настежь пиетет или даже панический ужас внушаемый мной. Я уже всерьёз подумывал о том, что для местных я не просто разбойник или какой-то воин незнакомой наружности, иначе как восприятием меня кем-то особенным – метафизическим и настолько же опасным такую реакцию я объяснить не мог. Действительно, просто хороший воин убивший рабочего и двоих способных сражаться, не мог мотивировать около пары-тройки десятков мужчин спасаться бегством по воде, бросив свои дома и вещи. О имуществе я думал не зря, так как одну из лодок только выталкивали на воду как раз те, кто задержался чтобы унести хоть какие-то материальные блага; один человек не замечая меня уже вошедшего в поселение бежал к берегу босиком, но с мешком на плече и с коробкой под мышкой, возможно сундучком, и при этом кричал что-то отправляющимся. Остальные же, задержавшиеся и только показавшиеся из зданий или застигнутые событием близ последних, едва покинув их, были отрезаны мной от оставшихся двух лодок. Я стал подозревать что это остров, а потому мне самому могло понадобиться плавучее транспортное средство, из-за этого я бросил до сего момента волочимый за ноги труп и быстрым шагом, выхватил катану из ножен и занял позицию, оценивая количество и качество потенциальных противников. Число оппонентов сразу же уменьшилось: трое, бросив вынесенные из зданий вещи, побежали прочь и принялись резво перебираться через ограждение, вероятно желая скрыться в лесу.
– Туда вам и дорога, – подумал я с облегчением.
Оставалось пятеро, двое из которых выделялись от явно рабочего облика прочих шлемами на головах и мечами у бёдер; у одного под акетоном была заметна кольчуга с длинными рукавами до запястий, второй – копия двух моих первых противников. Солдаты переглянулись, давно оставив выносимые вещи, второй поднял валявшийся под ногами круглый щит и бросил окольчуженному, тот же вооружив левую руку приобретением, вынул из карусели копьё и бросил второму. Они спустились с крыльца что-то прокричав троим рабочим, так что те, обменявшись взглядами, так же стали приближаться; один из рабочих вынул из-за пояса нож с широким клинком, но совершенно тупым лезвием, вероятно это нож-косарь для колки лучин, так как для мясницкого инструмента всё же узковат и долог. Другой старавшийся держаться последним и не сводящий с меня взгляд, впрочем как и прочие, но в его случае как-то особенно озабочено, сорвался на бег и поспешно вытащил из чурбана колун, который видимо и желал заполучить, беспокоясь о том успеет ли это сделать до начала схватки. Происходящее меня пока, можно сказать, что радовало, так как попасть по мне, равно как защититься от атаки с помощью топора с тяжёлой головкой будет затруднительно; ну а нож против катаны это вообще несерьёзно, однако хватит пырнуть в бок, если противники смогут окружить меня и навалиться вместе. Последний же из рабочих какое-то время медлил и побежал к карусели только когда солдаты решили атаковать, наверное желал вооружиться копьём, но следить за ним мне уже было некогда. Окольчуженный побежал к мне, но не бездумно, а сохраняя достаточную для поддержания должной управляемости скорость; он закрываясь щитом, стал оббегать слева, и только приблизившись выхватил из ножен своё оружие, которым оказалась то ли сабля, то ли шашка – в такой ситуации не до оценки изгиба и прочих деталей. Его напарник же короткими прыжками подскочил к мне, держа копьё наготове и целясь куда-то вниз, едва ли не в ноги, но это оказалось прогнозируемой уловкой, задуманной для усложнения прогнозирования направления укола. Воин сблизился короткими прыжками сразу же, как только первый то ли имитировал атаку закрывшись щитом, то ли действительно желая толкнуть меня, и не совершая выпад, выдвинул копьё правой рукой, направляя его левой. Я же просто отскочил назад и рывками обогнул щитоносца, ведь хоть копейщик и был дальше, но и безопасно, а значит побудительно к этому, мог атаковать меня с большего расстояния. Уж не знаю как восприняли этот манёвр солдаты и что предприняли в ответ, так как я оставил их за спиной, устремившись к куда более нерешительным рабочим; правда человек с ножом, явно спешивший на помощь активно нападавшим воинам, был почти исключением из последнего. Я рубанул его по руке, у мужчины было мало шансов хоть как-то ответить из стойки подготовленного к уколу ножа, удерживаемого в одной из разведённых немного в стороны рук, так как катана не только длиннее, но и направлялась сразу после мгновенно сокращающего дистанцию рывка. Тут же поняв что с первым противником всё кончено, я, как и собирался, постарался размашисто даже не рубануть, а порезать его из следующего рывка; вслед за визуализировавшимся в пространстве росчерком волны последовала увлекаемая из тела кровь, а я совершил отскок. Подняв катану вертикально и отступая шагом назад, я восстанавливал в общем-то и так нормальное дыхание, а заодно оценивал обстановку. Воины не бросились вдогонку, хоть я и оторвался на сравнительно небольшое расстояние, хотя на их месте я бы тоже не побежал вслед за скользящим над поверхностью с большой скоростью врагом. Не желая упускать возможность я рванул к оппоненту с топором, который держал своё оружие обеими руками на уровне пояса словно действительно собираясь колоть дрова, но тут же поднял колун, стараясь попасть по мне, что мною воспринималось такой же безнадёжной затеей, как и намерения предыдущего противника. Мужчина потратил половину усилий на то, чтобы остановить колун после вертикального замаха и не допустить удара о землю, я же после защитного отскока выбрал надёжный путь, вновь атаковав руку и завершив нападение двумя порезами, по одному на рывок и отскок. Так-то я хотел сделать колющий выпад, но вовремя остановился, опасаясь, что не смогу совершить усиленную атаку, ведь это была бы первая попытка с уколом, а только вонзить клинок в тело рослого мужчины, который как и предыдущий, собственно как и окольчуженный, был куда выше меня, я не хотел. Не хотел, так как проткнув мужчину я мог его и не убить, а попасть в объятия вероятно более сильного противника, так ещё и с двумя воинами за спиной, было крайне опасно. Мне начинало думаться, что катаной, в особенности выполняя усиленные волнами атаки, эффективнее резать, нежели рубить, правда это было применительно преимущественно к незащищённым даже акетоном противникам; а вот смогу ли я даже рубящим ударом с концентрацией усиленного импульса пробить кольчугу – отдельный, но ввиду приближавшегося щитоносца актуальный вопрос. Последний из рабочих бросил копьё и побежал, его не остановили окрики солдат и моё приближение; я не собирался догонять убегающего, лишь разрывал дистанцию с воинами ради времени для оценки обстановки, ведь кто-нибудь мог вернуться или до сих пор прятаться.

Когда я вновь разорвал дистанцию, увеличив расстояние между нами примерно до пятнадцати метров и вынуждая парочку следовать за мной кругами, воин с щитом опустил и его и саблю, сделав характерный вялый взмах рукой, дескать:
– Сколько за тобой можно гоняться?!
– Забирайте лодку и уплывайте! – крикнул им я подразумевая именно это, так как убивать их не хотел, а потому преследовать не стал бы.
Копейщик что-то ответил, но по тому что я не понял ни слова и они, подняв оружие, принялись за старое, можно было догадаться и о невозможности нам понять друг друга, и не желании договариваться с стороны моих оппонентов. Однако, поскользив я утратил желание сражаться, и в данный момент мной овладела мысль о попытке договориться, ввиду этого я опустил катану и левой рукой стал жестикулировать оппонентам остановиться, изображая как будто отталкиваю их ладонью; получилось – они остановились и принялись что-то говорить.
– Я ничего не понимаю! – стал отвечать я. – Вы же тоже не понимаете, так? Забирайся в лодку, я не буду атаковать; можете даже вещи забрать какие хотите, – выкрикивая это я параллельно пробовал объяснить свои слова жестами.
Щитоносец стал отрицательно качать головой и оба продолжали что-то говорить, а когда воин с саблей, обернувшись в сторону уходящей к горе дороги, указал вдаль и поводил пальцем, его напарник яростно выкрикнул и, перехватив копьё подбросом, метнул его в меня. На самом деле было неопасно и уклониться получилось без проблем, но будучи атакованным метательным оружием впервые я немного испугался в миг подлёта снаряда. И как будто поджидая только этого появилось ещё двое выбежав из дальнего здания, один из новых противников держал в руках лук! Просвистевшая стрела не оставила никакого времени на размышления о том, что пытались мне сообщить двое солдат: то ли о том, чтобы я убирался на гору, откуда явился; то ли сообщая, что они не могут уйти предав павших коллег и не отомстив за них. Благом в усложнившейся ситуации было то, что, по всей видимости, рабочий не был ни опытным лучником, ни даже охотником – стрелял он недостаточно эффективно, да и медленно: к моменту когда я ушёл из простреливаемого сектора, он смог отправить в полёт только вторую стрелу. Я и сам не лучник...
– Наверное, – мельком подумал я, памятуя о том, что мои одежды и оружие так-то указывают на воина, изначально являвшегося лучником, причём конным. – В общем, я не лучник и не могу оценить насколько сложно попасть в двигающуюся так неестественно цель моих размеров; а то что я невысокий, уже успел догадаться, ведь не могут же быть долговязыми все с кем доводилось меряться ростом вблизи.
Впрочем, жаловаться на промахи врага нелепо, хочу пожелать ему сохранять настоящую меткость подольше. Укрывшись от стрелка за зданием, восстанавливая дыхание я обогнул последнее шагом, а затем поспешно проскользил вдоль остальных построек, расположенных напротив берегового периметра по дуге с малой кривизной, почти что в линию; целью краткого путешествия было сближение с стрелком в надежде и на то, что солдаты не сгруппируются с ним, а для этого им следовало сразу же ускоренно побежать к союзнику, и на то, что четвёртый противник, тоже солдат, не окажет активных помех в достижении лучника. Надежды были вполне рациональными и обуславливались объективными причинами: например, появившийся солдат закрывал бы линию стрельбы в случае, если решит меня перехватить с другой стороны здания; а продемонстрированные стрелком навыки заставляли думать, что если он и решиться стрелять, то скорее всего попадёт в союзника, нежели в активно маневрирующего меня. Однако, последующие события оказались ещё более благоприятными для меня, так как покинувшие здание двое, по всей видимости прятавшиеся там не из хитрых тактических соображений, а из-за страха, потеряв меня из вида, так ещё и скрывшегося за дальней постройкой, приняли решение бежать к лодкам, за чем я их и застал появившись из-за здания их недавнего расположения. Более того, благоприятным было и то, что впереди лучника бежал третий солдат, тот самый, что с ним прятался, вероятно он сразу поддался соблазну броситься к лодкам пока стрелок, надеясь на моё появление, ещё целился в угол здания, за которое я спрятался. Плохим же было то, что щитоносец с напарником так же бежали к ретирующимся, и времени было мало, даже на раздумывание, а подумать было над чем: например, догнав убегающих и атаковав их я не знал сколько дыхания останется у меня для боя с дуэтом. Я решил атаковать будучи воодушевлённым предыдущими успехами, равно как убеждённостью в том, что я так и так могу возродиться, на уверенности в последнем я акцентировал внимание ещё шагая к деревне, и что обуславливало половину от моей решимости, остальное равно делилось между порывами и возможностями тела и моими собственными качествами и характером. Если бы дуэт не предупредил криками убегающих, то весьма вероятно я мог бы порубить обоих за несколько секунд, а так пришлось довольствоваться только стрелком, который обернулся настолько поздно, что вероятно успел увидеть лишь росчерк катаны. Машинально желая закрыть голову руками, лучник поднял их, моя же атака приходилась ему в живот, так что получившийся средним между концентрированным ударом и широкой волной порез срезал нижнюю часть лука и рассёк брюхо, из которого выпали внутренности. Рабочий, или кем он был, содрогнулся всем телом и схватившись за живот, уставился на свои органы, оказавшиеся в ладонях и заливавшие их кровью; в общем, он уже не опасен и я атаковал успевшего развернуться и схватиться за рукоять своего меча солдата.
– А это не тот ли сбежавший? – мелькнула мысль в моём сознании, но осталась без ответа, я был занят нападением.
В этот раз я решил быть осторожнее и не совершил ещё рывка, необходимого для гарантированного достижения противника, правда всё равно атаковал, стараясь выполнить такое же сочетание как и при ударе по лучнику, единственно что вкладывал концентрированный удар не ради большей силы, а для снабжения рассекающей волны энергией, чтобы она доставала на большем расстоянии. Конечно же, запыхавшись за время ускоренного преодоления зданий, так ещё и мечась в решении отступать после лучника сразу или совершить ещё одну атаку, попытка выполнения нового приёма с тонкой коррекцией его свойств обуславливалась в многом подсказками тела; да и по-особенному совершённая атака, убившая лучника, обуславливалась теми же вышеперечисленными причинами. Ах, если бы моё оригинальное тело предлагало настолько же эффективные порывы, а не "хм, новая самка, надо оплодотворить!" или "хочу ещё той дряни, которую вчера случайно попробовали, хочу, хочу, хочу!"... Волна рассекла пространство и в эти мгновения я следил за ней с тем же интересом, что и солдат, только реакция на результат у нас была противоположная: я возликовал, а лицо противника перекосила гримаса боли. Рассечение, куда более заметное, то ли бирюзоволго, то ли голубого цвета, достигло вытягивающего из ножен противника и рассекло левую кисть, срезав пару пальцев, правую же разрубило пополам, заставив выпустить рукоять меча дёрнув конечностью. Оружие, до конца так и не извлечённое из ножен, было увлечено навершием вниз, направляя нижнюю часть ножен вверх; акетон же почти не пострадал, впрочем о поражающей способности этой атаки я подумаю как-нибудь в другой раз. Как не хотелось бы или было выгодно добить открытого противника, я стал пятиться назад, активно вдыхая воздух; дуэт приближался и мне нужно было восстановиться. Раненый солдат попятился от меня, что заставило его меч покинуть ножны и остаться лежать на земле, что, в общем-то, мой последний оппонент никак не мог остановить: правая кисть была гарантированно выведена из строя, мужчина от боли не мог её даже прислонить – держал на весу у бока поливая почву кровью, да и оставшимися пальцами левой руки хватать меч было сомнительной затеей. Конечно, найдутся индивиды, у которых в сознании срабатывает модель поведения "сражаться до последнего всеми доступными средствами", но держать килограммовый меч с достаточно длинным клинком тремя пальцами наверняка не ведущей руки, из ран на которой к тому же идёт кровь, равноценно по эффективности попытке сбежать, бросившись прочь с максимально достижимой скоростью. Разумеется, последнее в не лучшую сторону корректируется тем с какой скоростью способен двигаться я; теперь не важно, он сделал что сделал и я не берусь утверждать, что бы действительно предпринял в его ситуации.

Дыхание восстановилось, а парочка, приблизившись, остановилась готовая к сражению; раненый же солдат убегал к лодкам то и дело оглядываясь. Копья при втором воине не было, он так его и не подобрал после того броска, вооружив руку мечом более длинным, чем у других солдат; собственно в его руке был длинный меч – с полуторным клинком, как и у моей катаны. Дуэт, похоже, уже смирился что инициатива за мной и ждал атаки, по всей видимости собираясь сражаться от контратак, но всё же воины приближались, сохраняя защитные стойки. Рывок и дальняя волна ударившая в щит, чем я проверял её поражающую способность против последнего; на деревянной части щита появилась крупная зарубка, а металлический обод, на вид жестяной, разрубило в месте попадания. Щитоносец отпрял правой стороной туловища и, размяв плечо, продолжил наступать, кольчуга без повреждений приняла на себя остаточную энергию рассеивающейся волны. Мечник, сделав быстрый шаг навстречу, поднял руки, направляя острие вниз и таким образом закрывая тело клинком, а затем резко развернул оружие, выполнив размашистый, но быстрый удар очертя голову. Я отскочил и послал вторую волну, которую он принял на лезвие своего меча; моя атака не достигла его тела.
– Волну можно рассечь? – промелькнула безрадостная мысль у меня в сознании и я, не придумав никакой более хитрой методы нападения на этих двоих, стал расходовать дыхание на рывки и отскоки, сочетая их с волнами или концентрированными ударами, когда последние полагал более целесообразными, одаривая воинов атаками поочерёдно.
Сложно сказать то ли я достиг прогресса, то ли ранее выполняемое множество атак создало иллюзию затяжного сражения, но кажется я продержался дольше, прежде чем понял, что надо разрывать дистанцию и восстанавливаться. К сожалению противники выдержали натиск; в общем-то, с щитоносцем в кольчуге понятно, но вот защищённый одним, как показала практика малоэффективным против моей катаны, акетоном мечник продемонстрировал впечатляющие навыки владения своим полуторным мечом. Впрочем, последнее могло мне, как дилетанту в фехтовании, лишь казаться, ведь если подумать критически, я не умел фехтовал, а полагался на маневренность в сочетании с плохо сочетающимися с известной мне картиной естествознания атаками. Эти же двое были не только воинами способными на куда большее нежели все мои предыдущие оппоненты, но и способными учиться, так что они атаковали, позволив себе более агрессивное нападение с стремительным сближением, пусть и лишающим части возможностей к защите; более того: щитоносец был впереди, к тому же закрыв от обзора напарника. Догадались пытаться не давать мне отдыхать?! Воин в кольчуге даже не нуждался в том, чтобы принимать специальную атаку в щит, так как я растерялся, не зная что делать, ведь дыхания было мало и я не знал насколько смогу оторваться от готовых помчаться вдогонку солдат прежде чем полностью лишусь возможности маневрировать. Из-за щита показался клинок сабли, воин выполнял укол, впрочем скорее на удачу, нежели действительно стараясь достать меня, так как я уклонился от него не прибегая к отскоку. Возможно это была лишь уловка, чтобы вынудить меня маневрировать, а их цель: продолжать изматывать меня; если так, то надо атаковать в ответ, иначе действительно вымотаюсь. Но взвешивать эту мысль было некогда, так как щитоносец ушёл в сторону, заходя к мне с стороны левой руки, и открыв пространство для атаки напарнику. Мечник, держа клинок на уровне пояса за собой, взмахнул атаковав снизу, а затем, когда я уклонился от атаки сделав шаг назад, остановил своё оружие на уровне груди и с шагом навстречу послал острие мне в грудь колющим выпадом. Я ударил меч катаной, отбив выпад и тут же поднял руки, подобно ранее занятой мечником стойке, но на этот раз я закрылся своим оружием от рубящего удара щитоносца, который он частично подготовил закрывая саблю собой, да и внимание моё было обращено на мечника.
– Я могу! Могу фехтовать! – пронеслась воодушевляющая мысль в моём взбудораженном происходящим уме.
Мечник не стал продолжать, видимо опасаясь контратаки, а уже знакомо закрылся клинком, приняв защитную стойку; щитоносец же в принципе мог попытаться достать меня ещё каким-нибудь ударом, даже тем самым щитом, но я предпочёл отскочить с трудом справившись с порывом ударить по окованному жестью дереву слева, расценив такую атаку как почти безвредную для щита, но не прибавляющую остроту катане.
– Добиваются своего! – мысленно констатировал я, имея ввиду то, что один отскок они у меня выманили.
И тут меня осенило: я не знаю что у меня за спиной, а точнее когда я упрусь последней в какое-нибудь здание или, что ещё хуже, в какой момент мне под ногу попадёт какая-нибудь из валяющихся на земле вещей или ступеньки крыльца. Пространственное мышление у меня было настолько плохим, что если оценивать только по нему, то я почти что умственно-отсталый; а обернуться – непозволительная роскошь: дуэт наступал и, как мне показалось, с удвоенной прытью. Проблемы начались, когда я ошибся в своих возможностях, увлёкшись атаками и неверно оценил ощущения о запасе дыхания, которого оставил недостаточно для непреодолимого врагами за время моего восстановления расстояния после разрыва дистанции.
– Или я устал сражаться, вернее моё тело таки утомилось? А потому оно ошибается в оценках и представляемых ощущениях? – всё же позволил себе я задаться вторичными в сложившейся ситуации вопросами.
Вместо отступления я сделал шаг вперёд из защитной стойки крайне похожей на позицию мечника, разве что поднятая вертикально катана была куда ближе к телу, и занёс оружие имитируя атаку; сработало – мечник сделал шаг назад, быстро подобравшись и развернув клинок горизонтально. Опасается моих потенциально смертельных атак ввиду беззащитного против последних его акетона, похоже он, равно как и его напарник, действительно опытные воины.
– Они заслуживают победы! – предварительно мысленно выругавшись, подумал я, когда стал спешно пятиться, едва отогнав мечника в оборону и позволив себе бросить взгляд назад, обнаружив что стена и далеко, если двигаться шагом, и опасно близко, если отступать отскоками.
Ещё более агрессивно наступающий дуэт заставил сбавить темп движения, стараясь сохранять позицию ног достаточно близкую к любой стойке, чтобы успеть её занять; ну а о убегающем солдате я и думать забыл. Мечник издал яростный рык, вновь атаковав меня выпадом, но была ли эта атака осторожной или, напротив, рискованной и частью серии, узнать было не суждено, так как перед отскоком я увидел, что щитоносец закрывает напарника и продолжает нападение в одиночку. Возможно быть он решил, что мечник опасно увлёкся, судя по броску копья он мог быть склонным к горячке, а может я чего-то недопонимаю. Я прервал несколько порывов ударить катаной по щиту противника беспокоясь о её сохранности, а воин в кольчуге предпринял следующий рубящий удар саблей, оставаясь в относительной безопасности за досками; этот удар я отразил, как и предыдущий перед возникновением порывов, а сам начинал впадать в состояние близкое к смятению. Хвала моему телу, не поддающемуся или, по крайней мере, стойкому к панике, но от этого не многим легче: смятение грозило настигнуть не столько ввиду сложности ситуации, а скорее из-за ставших не только неточными, но и противоречивыми как ощущений, так и порывов к действиям. Последние то одолевали импульсами ответить на атаки рубящими ударами не жалея оружие, то заполняли сознание острыми впечатлениями о том, что клинок вот-вот не выдержит и каждое парирование будто достигало меня, но не тела, а души, с которой стонами имматериальной боли резонировала катана. И тут я отчасти понял мечника, из гортани стал рваться боевой крик: форма вынужденного сокращения произвольной по содержанию, но обладающую единой смысловой нагрузкой фразы: "Сейчас как сделаю!"; я поддался и желанию прорычать боевой порыв, словно стараясь выдохнуть с ним ядовитые пары нарастающего смятения, и решению атаковать.
– Дыхание... его же полно! – дошло до меня после выкрика, и с этим пониманием дуэту, так и пытавшемуся теснить меня, пришлось тяжко.
Наверняка после первых усиленных атак они поняли, что их план по изматыванию провалился и я, уже продемонстрировавший способность атаковать вновь и яростно, энергично, требую нового подхода. Они не успели растеряться или поддаться в свою очередь смятению, ведь придумать что-то новое в такой ситуации и правда требуется не только воинский опыт, если они в частности, или большинство местных воинов в общем, вообще сталкивались с подобными мне, но и смекалки, что уже из нечасто почитаемой солдатами сферы интеллектуальных качеств. С очередным рывком и концентрированной атакой в центр щита, прямо в умбон, щит сломался: доски, и так изрядно пострадавшие от предыдущих ударов, плохо удерживаемые порубленным ободом, а также потерявшие крепление в основании из-за выламывающего последние сместившегося умбона, разошлись. Воин бросил пришедшее в негодность орудие, которое не мог спасти, ведь перед уничтожившей щит атакой я вынудил его спрятаться за него близкой, а потому более опасной волной. Мечник же тяжело дышал, а его руки дрожали, сомневаюсь что из-за страха, сам привыкший к боям организм воина не позволит подступить критическому испугу, разумеется в известных пределах; думаю, что дело было в усталости, ведь солдат особенно активно орудовал своим длинным мечом и уже давно, активно атакуя и часто вынужденно защищаясь, особенно в последнее время боя.

Из-за слаженного и изобретательного натиска этих двоих я чуть не забыл, что быстрее не только перемещаюсь, но и совершаю взмахи своим оружием; вовремя вспомнив, а вернее убедившись, я осыпал оппонентов ударами, обильно, можно сказать несдержанно, однако не создавая брешей для контратак. Столь неистовое нападение обуславливалась осознанием, или даже верой в ощущения, которые, как показал опыт, могут быть обманчивы и у этого тела, и ранее, и сейчас сообщавшие то, что я почти не теряю дыхание в время атак. То есть, если активно делая взмахи даже пустыми руками можно неизбежно запыхаться в зависимости от физической кондиции организма, то моё новое тело было почти лишено такого недостатка; почти, но не совсем, однако орудование катаной настолько мало накапливало усталость, что на фоне уже не соматического впечатления о истощении, вызываемого специальными атаками, она была едва заметна.
– Не хватало ещё обнаружить то, что я истрачу способность выполнять волны или концентрированные удары, – внезапно подумалось мне на фоне вышеописанных впечатлений; однако не успел я мысленно скомандовать: – Пора с этим кончать! – как очередная концентрированная волна заставила мечника едва ли не потерять оружие. – Вот оно!
Я рванул на него и скрестив клинки, направил концентрированный удар в гарду, прогнозируемо лишив воина оружия, а затем попытался резануть по туловищу, отправив клинок остриём в зенит и стараясь концентрировать энергию в кончике лезвия. В тот момент я словно ослеп на миг, а воспринимать стал только цель – тело противника и себя, но являясь в то мгновение клинком.
– Но это же не волна?! – опешил я, однако не забыв отскочить, дыхание было не бесконечным.
Моё изумление вызвал полученный эффект: воина разрубило, нет, разорвало от груди до сустава отправив плечевой отросток в полёт; причём рана получилась настолько глубокой, что оставшаяся держаться на части рваной плоти, да и сама из себя представляющая такой же кусок с обнажёнными костями и выброшенными фрагментами органов, правая часть туловища повисла увлекаемая вниз тяжестью руки.
– Не встретившая достаточного сопротивления и стихийно рассеивающаяся по телу энергия концентрированного удара, к тому же исходящая из ограниченной части клинка, вызвала подобный эффект? Или моё неумение?
Воин в кольчуге издал звук вопля негодования смешанного с стоном уныния, а затем прокричал что-то оставшееся всё так же непонятным мне, вздохнул, вновь что-то выкрикнул, но уже более спокойно и тише, а после ринулся в атаку, широко размахнувшись и тем самым открываясь для контратаки.
– Уловка, западня? – тут же отреагировал сомнениями я, но будучи уверенным в превосходстве в скорости, принял вызов.
Благодаря рывку, выполненному после пары шагов навстречу, удалось оказаться совсем близко от воина и ему стало неудобно рубить столь размашистым ударом, а когда сабля начала опускаться, пользуясь своей стремительностью я направил лезвие катаны навстречу запястью противника.
– Где концентрированный удар?! – мелькнула мысль, когда в мои запястья пришёлся удар от сопротивления кольчуги, чьи кольца разошлись и деформировались; плоти, коей правда было немного; и костей руки оппонента.
Воин вскрикнул, но грубо и сдержанно, почти прорычал, и в тот же момент отшатнулся назад, а сабля с сжимающей её рукоять кистью в кожаной перчатке, полетела мне за спину.
– Как?! – едва успел подумать я, когда кулак прилетел мне в скулу. – Я же быстрый!
О причинах думать было некогда, так как я потерял равновесие, но совершённый в то же время отскок то ли привёл меня в себя, то ли я устойчив к оглушению, но факт остаётся фактом; однако машинального уклонения моё тело не выполнило, возможно оно, или сам я, уже не расценивали оппонента опасным. Воин же продолжал нападать, то стараясь ударить меня оставшимся кулаком, то пытаясь пнуть или в живот, или в колено; двигался он весьма неплохо, перенося для ударов вес и делая их сноровисто, тем более будучи раненным и после столь продолжительного боя. Только сейчас я догадался что это была самоубийственная атака в надежде забрать меня с собой, но всё чего он достиг – смог ударить меня в лицо, боль в котором уже успела исчезнуть, и правда быстро восстанавливаюсь; теперь же он наступал, крича своими движениями: "Ну же, убей меня, убей!"
Была идея оставить его в живых, да и её не особо-то разрушила мысль о том, что столь умелый воин вполне может доставить проблемы, когда станет искать меня для мести, а в том, что он захочет отомстить сомнений у меня не было; однако решающим стало то, что он, вероятно воспользовавшись моей заминкой, можно сказать подпрыгнул и ещё бы шаг – схватил бы меня. Сомневаюсь что я хорош в борьбе, даже с человеком лишившимся одной кисти, всё-таки он плечистый и крепкий мужчина превосходящий ростом, а мои бёдра едва ли не толщиной с его плечи, не говоря о моих ручках и ладошках...
– Воспринимаю себя карликом!
Он захрипел, захлебнувшись кровью, а я, поняв что проткнув противнику шею не убил его, ударил в шлем концентрируя энергию у основания клинка; голова мужчины дёрнулась в противоположную удару сторону, шлем и, вероятно, череп лопнули, а меня чуть не придавило трупом.

Оглавление