А я – нормальный

"Совершая геройский подвиг, создавал себе популярность,
планируя использовать её против совецкой власти".
совки о Щастном Алексее

(текст не проверялся редактором)

– Антон, руки вымыл? – поинтересовалась она, останавливая его, уже севшего за стол, от нарезания сала.
– Лена, у нас, как отметил Феликс Эдмундович [1], – чистые руки, н-на, только так! – парировал он, но пошёл к умывальнику.

Молодая семья, состоящая только из молодожёнов, занимала, как они надеялись надолго-, хоть и временно, большую квартиру, о бывших жильцах и владельцах которой, восхищённый простором и убранством своего нового жилища, тем более сравнивая с родной землянкой в Урядном Лужеплещинске [2], Антон радостно заявил: "Как хорошо, что прошлых хозяев расстреляли!". Единственной изюминкой нового места жительства, омрачающей пребывание в столице, было то обстоятельство, что соседние помещения были перестроены в коммунальные квартиры с всеми сопутствующими шумами и запахами.
– Ска, опять эти Глупожлобины с подлостуковской тёщей сцепились, н-на, – прокомментировал молодой служащий звуки бытового конфликта, доносившегося из общей кухни за стеной, раздражённо стряхивая остатки воды с кистей.
– И как они друг на друга доносы не пишут...
– Ещё как пишут, пачками, и не только друг на друга, – просветил жену Антон. – Я делам хода не даю, опасаюсь, что на их места ещё хуже заселяться.
– Например, коллеги?
– Как вариант, – не поняв иронии супруги, протянул мужчина.
– Ясно... Забудь о службе, вот, – Лена поставила на стол тарелку с парящим супом, – Поешь горяченького, – и стала нарезать хлеб. – А потом водочки, – поспешила добавить она, бросив взгляд на мужа.
– Водка, н-на, – задумался он на секунду и изрёк, – Это хорошо!

Прибрав с стола принесённые Антоном свёртки с камсой и балыком, Елена занялась уже развёрнутым, содержащим сало; последнее она нарезала аккуратно и не спеша, стараясь создать как можно более тонкие ломти – так любит муж, а ещё чтобы зубчик чеснока сверху.
– Не отвлекайся, – прокомментировала она взгляды Антона то на водку, то на сало.
– Зелени принеси, – буркнул он спеша прикончить первое. – Огурцы есть?
– Чего празднуем? – поинтересовалась жена, увидев что на столе стоят две наполненные рюмки.
– А-а-а, ты же не знаешь... – протянул Антон, жуя ломоть сала, покоящийся на кусочке "дарницкого", и развернул газету, проверяя первые полосы.
– Так-так-так, – заинтересовалась Лена, присаживаясь за стол, так как тайны, к которым имел доступ муж и делался знанием с нею, часто не только развлекали, но и позволяли прогнозировать будущее; впрочем, скорее фантазировать о последнем, но женщину это не смущало.
– Ну, за это, н-на, – объявил мужчина, кивнул, указывая что хочет выпить в компании, и опустошил рюмку. – Между первой и второй, н-на.
– Не томи...
– Погоди, это что-то с чем-то, ска, – парировал Антон, качнув головой после горькой и поднёс кусочек хлеба к носу.
Женщина сдалась и поморщившись от напитка, величина потребительского качества которого имеет прямую зависимость от отсутствия вкуса, закусила луковицей:
– Сейчас напьётся и начнёт в красках рассказывать, компенсируя бедность лексикона жестикуляцией, – женщина, вероятно, предпочла бы пантомиму, так как сама налила "по третьей".
– Ежов признался, всё, н-на, – наконец сообщил мужчина так же внезапно, как и недавнее объявление о существовании этой самой новости.
– Подумаешь, – погрустнев и опустив взгляд, пожала плечами Елена, – Не он первый, не он последний.
– Эт точно, ска, – согласился Антон, – Вся мусарня – неблагонадёжные, – заключил он с остервенением. – Сам Ежов чистил их, чистил, а проку шиш, н-на. Хотя и понятно, сам-то, троцкист, хуже даже!
– Чего уж хуже... – бесцветно, привычно подыгрывая пьяному угару кипучего пролетарского негодования мужа, ввернула женщина не поднимая взгляд от куриного яйца, чисткой которого занималась.
– Ладно пьяница, работа тяжёлая, сам прекрасно понимаю...
– А то ж...
– Ленок, не начинай, н-на. Ладно бабник, не встретил своё сокровище, – и Антон обняв жену, полез целоваться, но сдался первому же сопротивлению, понимая что только что наелся чеснока, лука и водки. – Да и остальные рабочие моменты следственных действий...
– Пытки, например, – продолжала свои уточнения женщина.
– Дознание с пристрастием, – парировал мужчина, – По-моему, ска, вообще обязательны к врагам народа и прочим предателям-шпионам, н-на! Родине время важно, некогда лясы точить с всяким элементом. Но педерастом быть – это вне всяких границ!
– Ежов тоже, как и Иегуда?
– Это система: всякий педераст, ска, – предатель. Тен-ден-ция, – проговорил он, важно воздев указательный палец.
– Но не всякий предатель – педераст, – закончила конструкцию Елена. – Либо ставшие неугодными обвиняются в чём угодно, с этим проблем в нашей совецкой стране нет, равно как с признаниями полученными, – она только сейчас подняла взгляд на мужа, посмотрев ему в глаз, второй ещё в детстве погубил запущенный конъюктивит, – В ходе дознания с пристрастием.
– Опять ты о этом... – даже с горестью едва ли не провыл Антон. – Все доказательства есть, органы в всём разбираются и не хватают случайного человека, есть списки... – наконец сообразив он решил сменить тему; – Педерасты срамные, где они берут только эти резиновые хуи?! Хотя, понятно где... Шпионаж в пользу империалистов, продать совецкую родину за самотык, – мужчина поморщился и вовсе не театрально сплюнул.
– Педерастия им противна, а вы сами себе не противны?!
– Ебаться в жопу, н-на, – ненормально! – выкрикнул Антон. – Мужик с мужиком, – мгновенно уточнил он.
– Вы – ненормально! – бросила Лена в ответ и в слезах поспешно ушла.
– Эх, – выдохнул Антон с горечью и отодвинул тарелку с луком и почищенными куриными яйцами, видимо потеряв аппетит, – Кулаковская дочка!

декабитатор 4718
тема двадцать седьмых суток: "Снаружи подол красный".
Algimantas Sargelas

[1] Я знаю, что фраза приписана Зубовым Дзержинскому в издании, опубликованном впервые спустя два года после судилища над Ежовым, да и многие "чекисты" читать вообще не умели, но из художественных соображений я позволил себе сию историческую неточность.

[2] Урядный Лужеплещинск – старое поселение, недавно отметившее своё двухсотлетие, примерно тогда, в ещё прицарском прошлом, в заполнившихся дождевой водой выбоинах завелись первые жители; природа там настолько красива, что эпитет "урядный", "уряженый", "нарядный" – отражает реальность, равно как и основное название, подтверждаемое в практике любующимися видами зеваками, забывающими смотреть под ноги.