Забытый элемент общества

Я шёл через очередной запущенный сектор города, который называли "частным". В этих узеньких проходах между маленькими одноэтажными домиками и небольшими участками с пропитанной химией почвой быстро двигаться было невозможно, потому что всё было заполнено мелким мусором. Мусор этот будто символизировал всё то, что было вытеснено социумом и его жизнью на задний двор. Я частенько ходил тут, это было удобно, если забыть о мелком мусоре. Вони тут не стояло, шпана не ошивалась, несмотря на то, что места были укромные, не ошивалась потому, что здесь мало кто ходил.

Штормило, по узким проходам гулял ветер, а хибары трепыхались мелкой дрожью — промышленный мегаполис своей деятельностью вновь вызвал скромное климатическое потрясение. На площадке, куда я вышел ветер разыгрался особенно, он гонял фрагменты колючей проволоки и изоляции. Я поймал себя на мысли о том, что тут была бы форменная свалка, если бы в этом мире использовали целлофан для упаковки. От этой мысли меня отвлёк знакомый вид одного приметного элемента местного ландшафта — то ли статуя, то ли какая-то конструкция, доведённая до неузнаваемости временем. Она всегда привлекала мой взгляд своим странным обликом, напоминавшим осьминога, затаившегося на морском дне. Большая луковичная голова с подобием глазниц и множественные щупальца из морды, впившиеся в землю - именно так выглядели провода и трубки, выходившие из неё.

На этот раз в конструкции было что-то новое, верхняя часть эластичного покрытия, может быть брезента, была откинута и можно было заглянуть, что было внутри. И я, конечно, бросил мельком взгляд на содержимое, не ожидая увидеть ничего особенного, но то, что приковало моё внимание,было не какими-то сокровищами в виде блестящих каменьев или металлов, а ответный взгляд двух тускло мерцающих тёмно-оранжевых глаз на человекоподобном лице. В своём бытии астросталкера я повидал всякого и был свободен от органических инстинктов, но, признаться честно, было в этом что-то жуткое — на меня смотрело лицо человеческого трупа с почерневшей кожей и явными следами разложения. Может, я и прошёл бы дальше с этими мыслями о очередном неопознанном трупе, если бы голова не повернулась, чтобы проводить меня взглядом, вот тогда я остановился.

Проходя мимо, я получил более лучшую точку обзора на содержимое и, присмотревшись, различил крепления и провода, идущие к корпусу этого человеческого тела, которое на поверку оказалось телом промышленного киборга, подключённого к модулю снабжения.
- Всё в порядке? - спросил я у незнакомца.
- Да. - сухо ответил он.
- Серьёзно, я не просто так спрашиваю. Всё в порядке? - повторил я свой вопрос.
- Тогда нет. - с печалью ответил мой собеседник и опустил взгляд искусственных глаз.

Подходя ближе, я различил грязное тело киборга с почерневшей искусственной коже, вытертой в многих местах так, что виднелись механические элементы его внутренностей. Кожа на щеках истрепалась, полностью обнажая зубы, неудивительно, что на первый взгляд его можно было принять за гнилой труп. Сервоприводы и искусственные мышцы в большинстве своём так же сгнили, высохли, а через пробитые отверстия вытекло масло. Киборг был в ужасном состоянии.
- Не мог бы ты задёрнуть кожух. Эти судебные приставы так его и оставили. - попросил незнакомец, указывая взглядом на откинутое покрытие.
- В чём дело, могу я как-то помочь?
- Не надо утруждать себя беседами с грудой мусора. - отмахнулся киборг.

Пришлось приложить немалые усилия, чтобы разговорить его, но имя он называть отказался наотрез, аргументируя это тем, что нет в этом никакого значения. Оказывается, он был списанным на пенсию промышленным киборгом с урановых рудников, правда, как обычно полагается, никакой пенсии или компенсации ему не выдали. Всех его сбережений, после оплаты обязательного кредита на полную модификации тела для работы в рудниках, хватило лишь на модуль снабжения, подключённый в этом закутке, даже без крыши над головой. Обычное дело в таких мирах: живых принимают только для опасных производств, где износ роботов настолько велик, что владельцы предпочитают гробить население, чем портить оборудование — так выгоднее. Только, чтобы в таких местах работать, нужна полная модификация тела, конечно, самая дешевая с репликой только основных функций старого организма, безусловно она осуществляется на средства самого работника в кредит, так как оплатить он её может только за десятилетия.

Вот и мой собеседник в молодости от безысходности заключил такой контракт, работал несколько десятилетий на урановых рудниках, а когда выработка истощилась, был уволен с тем, что накопил, без всяких компенсаций или пенсий. Государство — институт общества, заботится о корпорациях или синдикатах, а не о работниках, потому что так выгоднее; да и отличить корпорации от государств уже почти невозможно.

Недавно последние скудные накопления за десятилетия работы на счету киборга кончились и приставы приходили, чтобы описать его имущество и выселить. Выселить старика с уже неспособным к движению из-за износа и отсутствия ухода искусственным телом из конурки, её даже уголком не назовёшь, которая представляла собой ящик модуля жизнеобеспечения, зарытый в землю. Всё что требовалось для поддержания в этим киборге жизни — это крупицы электроэнергии, питавшей несколько приборов полиморфизма и других, но и её, по словам моего собеседника, должны были отключить за неуплату.

Передо мной был инвалид, который почти всю свою жизнь видел только темноту рудников, а под её конец стену ветхого здания напротив в трущобах, и делал это в чёрно-белом спектре дешёвых искусственных глаз.
- Только не надо меня жалеть. - возмутился киборг, видимо прочитав мысли на моём лице.
Я не нашёлся, что ответить. Нельзя сказать, что я был впечатлительным или эмпатичным, я повидал в разных мирах всякого и давно перестал удивляться трагедиям. Но, видимо, это была лишь иллюзия, потому что прекрасное я воспринимал столь же остро как раньше, а к ужасному значит просто привык и пропускал его через себя без следов.

- Я не жалею себя и не сетую на свою судьбу. - без тени дрожи в голосе начал киборг. - Человек не обязан испытывать удовольствия, оно не критерий счастья. Человек хочет реализоваться хоть в чём-нибудь, за годы одиночества и тишины в этой пустоте без движения я о многом успел подумать. - он повернул голову к мне и посмотрел куда-то сквозь меня. - У меня была работа, а кто-то вообще даже не рождался.
Он смолк, а мерцающие до этого глаза потухли — старые батареи аварийного питания исчерпали свой ресурс, город отключил питание. Мой собеседник умер.

(c) Algimantas Sargelas