автор изображения Chris Collingwood
Воздушный кавалерист
(текст не проверялся редактором)
Пропеллеры мерно гудели, но вне поля обзора – где-то сзади и сверху, а встречный поток воздуха, пусть и соответствующий интенсивностью сравнительно невысокой скорости дирижабля, заглушал шум неприятно в том, что не получалось не прислушиваться, проверяя – на ходу ли летательный аппарат; тревожности добавляли поскрипывающие крепления.
Молодой человек глубоко вздохнул, хотел закрыть глаза перед выдохом, но не нашёл в себе воли для сего акта, а потому изгнание воздуха из лёгких сопроводил взгляд туда – вниз, явившийся полным провалом попытки успокоиться.
Воин мысленно обругал коня, который уже лишившись сил паниковать из-за пребывания в совершенно атипичном для него состоянии полёта, словно мёртвый висел на ремнях, сдавшись и вручив себя equidae fatum [1]; опалу вызвало мелькнувшее в сознании парня соображение о том, что тревожность передалась от оседланного им животного.
– Необходимо собраться, я же кавалерист! Воздушный кавалерист! – прорычал всадник и обратился к воспоминаниям бытности в почётном тактическом училище.
Наездник волевым усилием потребовал у самого себя воодушевляющих воспоминаний, самых ярких, положительно впечатляющих и наполняющих гордостью от принадлежности к одному из элитных родов войск, но память предоставила почти лишённую контекста картину общения с преподавателем, зато с звуковым сопровождением.
– Вы что, глухие?! – взревел инструктор. – Я забыл, когда наше учебное заведение перепрофилировалась в подготовку тоннельных бомбардировщиков, – бомбардиры действительно славились своей глухотой, которая проявлялась уже после первых учебных курсов. – Напомните?
Правда мгновенно забыв операторов кирки и взрывчатки, кавалерист вспомнил слова, посвящённые другому роду войск: "Вон идёт морпех – солдат курям на смех". Почему все презирали морскую пехоту не понимал никто из носителей такого восприятия, однако они все как один подозревали, что этим непониманием озадачивался вообще каждый, но молча воспроизводили неприязнь, озираясь на внешне уверенных в выражении пренебрежения окружающих.
Некий парадокс воплощался и в том, что почти всем точно не нравились тыловые разведчики – элитные, с позволения сказать, войска интендантов, но открыто обсуждать свою неприязнь за всё время службы никто от низов до командной верхушки так и не решился; возможно опасались остаться без штанов... или с худыми ремнями креплений.
– Тыловые... – подумалось воину, когда его отвлёк сигнал о готовности, словно плазменный вихрь испаривший посторонние мысли, на самом деле уже выполнившие свою задачу.
Только теперь всадник заметил силуэты кораблей внизу и после характерных щелчков креплений, которым предшествовал второй сигнал, устремился к ним.
Все сомнения забрала пропавшая тревожность, возможно вытесненная в осёдланное животное, впавшее в новых обстоятельствах в подлинное безумие, но не могущее никуда деться, впрочем, как и седок; однако, разница между описанной парой очевидна – воин мысленно приветствовал полёт навстречу неприятелю, а конь... не то чтобы наоборот – протестовал сближению, он, если честно, вообще не понимал происходящее: Что? Зачем? Почему? Для кого?!
И не только мысленно, воин демонстрировал соматически своё торжество в моменте, триумф себя – пустой конкретности как части элитной воздушной кавалерии – значимой общности: до сознания не добирались сигналы взмокшего от пота тела, обмерзающего в потоке встречного ветра; напряжения до боли в мышцах и суставах в плече, локте, кисти; отёка тисков ладони, сжавших готовую обрушиться в одном единственном, но могучем ударе саблю, застывшую в замахе над головой в компании развивающегося плюмажа, увлекаемого воздушным потоком вверх.
А конь... А что конь? Конь пытался подвести, что не ново: несмотря на многолетнее обучение лучшее, что удавалось добиться от ездовых животных в воздушной кавалерии – минимальные помехи седоку при выполнении им воинского долга. В общем, конь кричал, дрыгал ногами, вращал шеей в попытке найти для головы положение, способное успокоить вестибулярный аппарат.
В краткое время полёта, а точнее падения, кавалерист успел рассмотреть цель налёта – крупный корабль класса не меньше тяжёлого крейсера, а возможно даже линкор, прямо сейчас ведущий артиллерийскую перестрелку, что выдавали не только залпы орудий судна, но и разрывы предназначавшихся последнему снарядов в акватории вокруг. Воин, из-за режима секретности не знавший многого, не мог не испытать гордости за оказанное ему и коллегам доверие в атаке на столь значимую цель, которая, кстати, будто не замечала приближавшихся воздушных кавалеристов, так как уже ставшие различимыми сравнительно небольшие орудия ПВО молчали, в нарушающей общую картину битвы скуке направив стволы в горизонт.
Цель стремительно приближалась.
– Летучая кавал...!
В просторном помещении вокруг гигантского стола, почти полностью покрытого соответствующих размеров исчерченной и разрисованной картой, собралось множество разных мужчин старше среднего возраста, которых, объединял одинаковый фасон одежды военного образца с яркими погонами. Можно было бы обратить внимание на вон того потеющего военачальника, не выпускавшего платок из руки и то и дело протиравшего то лоб, то шею; но примечателен он другим – невероятных размеров трудовой мозолью в области живота, которая не позволяла ему ни приблизится к столу, ни согнуться, так что мужчина выглядел невольно безучастным в совещании, отчего, возможно и потел. Его коллега с тем же недугом, но пока менее натрудившийся, догадался повернуться боком и теперь с умным и даже снисходительно-компетентным выражением на лице следил за перестановками фигур и новыми пометками одним глазом через иногда поблёскивающий линзой монокль.
В общем, несмотря на достаточную примечательность и фактическую важность в их условной иерархии все собравшиеся являлись парадоксально едины в главном своём свойстве, имя которому несложно дать самостоятельно. Даже самый разодетый и важничающий из собравшихся, нацепивший на себя размашистые усы и отрастивший блестящую серебром кирасу, содержательно, на мой взгляд, уместился б в заданный им вопрос, адресованный одному из своих подчинённых:
– Какой ущерб от налёта авиакавалерии на крейсер "Бычий круп"?
– В процессе оценки, ваше благородие! – отрапортовал нерешительно адъютант.
январь 4719
Algimantas Sargelas
[1] Персонификация лошадиной судьбы (при допущении что первая и вторая существуют, и образном их измышлении).