Глава 3
Подозрительная смута
Я совсем забыл о убежавшем раненом солдате, а когда нашёл его взглядом, то не без доли удивления наблюдал как тот, с трудом справляясь с веслом, удаляется прочь в лодке. Появились у меня соображения: раз я скольжу над поверхностью, то возможно способен так же перемещаться над водой, но проверять их сейчас я не хотел – устал и психически, и даже отчасти физически. Да и мстить этому солдату мне не за что, в общем-то я аж порадовался что он скрылся – он мне не враг, по крайней мере был, теперь же, конечно, я не уверен.
– Сука! – вырвалось из меня, вербализуя осознание того, что двое других причастных к моему убийству рабочих успешно скрылись. – Постойте, – протянул я, задумавшись над тем, а не было ли их среди сбежавших в лес?
Позволив себе откинуть голову назад и посмотреть на небо, я вздохнул, поразмыслил и решил, что мне предстоит ещё немало дел, часть из которых неотложные, и только потом можно будет отдохнуть; главное же то, что прибытие к той тропе откладывалось намеченным мысленно списком предстоящих дел. Из хорошего – остававшийся в рейде корабль не осуществлял десант, да и обстрел из орудий, существуй в этом мире таковые, не начал; оставалось надеяться, что имея в распоряжении пушки, команда медлит не будучи уверена в том, что в поселении остался лишь я один. Последнее означает, что при неблагоприятном варианте времени у меня до приближения к судну того раненого солдата, могущего сообщить, что я убил всех остальных.
– Или не убил? – первое что следовало сделать – проверить поселение на предмет прячущихся, – Иначе для чего я здесь, как не для мести?!
Выход из боя принёс не только обострившиеся ощущения усталости, правда психической в подавляюще большей мере, нежели физической, хотя психика – так же продукт тела; однако, теперь сподручнее мыслить шире, да и глубже. В первую очередь следовало уделить внимание себе самому, правда восприятие тут же сосредоточилось на катане, которая выглядела плачевно. Я очистил клинок от крови и с пронизывающим душу трепетом созерцал значительную степень деформации оружия: лезвие оказалось погнуто до состояния океанской волны, и вздымающейся вверх, и набегающей к пляжу, которым являлась рукоять. Катана – основа моей атакующей способности, о чём я догадывался и это, в общем-то, было нетрудно, а степень её повреждения и вероятное наличие скрытых трещин, которые хоть визуально я и не обнаружил, явственно сообщали что вступление в бой – означает риск слома клинка при первом же десятке ударов. Как следует очистив оружие, я не без труда вернул его в ножны, задумавшись над тем, что даже извлечение теперь может представлять проблему. Затем я осмотрел себя и быстро разуверился в том, что я "неуловимый Джек", в которого невозможно попасть: я ранен, неопасно, но резаных ран обнаружилось отнюдь не две-три. Правда кровотечение в настоящем отсутствовало, если вообще существовало ранее, что трудно понять, ведь я настолько испачкался в чужой крови, что пропиталось не то что платье, а даже волосы.
Я поспешил с осмотром зданий, не ради нахождения спрятавшихся как таковых для их убийства, последнего мне хватило, если речь не о искомых поджигателях, ныне тревожно и беспокойно от неуверенности в всём, но давление момента оттесняло глубокое осмысление содеянного, а ради обнаружения добычи, ведь раз мне хочется и есть, и пить, то деньги пригодятся, равно как и иные полезные вещи. В крайнем здании, оказавшемся амбаром, обнаружилось типичное для последнего содержимое; туда я ещё вернусь за съестными припасами, когда найду подходящую для них тару, так как приводить лодку к предельной осадке пятидесятикилограммовым мешком, если я его вообще способен поднять в этом теле, нелепо. Следующее здание – барак: грязноватый, с развешенными предметами быта, преимущественно одеждой, и заполненный амбре пота, видимо, здесь жили рабочие; у одной из кроватей даже стояла наполненная водой кадка с пеной, окружённая столь же пенистой лужей: кого-то мой визит застал в ней. Третья постройка так же являлась бараком, только с несколько иной меблировкой: присутствовали шкафы, столы с инструментами, а у изножий кроватей располагались сундуки, правда все разные, наверное каждый из них был изготовлен конкретным ремесленником с его персональными навыками и уделённым временем и материалами – сообразно плате от будущего владельца, что находило своё отражение в экстерьерах изделий. По наличию у входа карусели с копьями и увиденному внутри догадка о том, что здесь жили солдаты являлась для меня очевидной; к оставленной части содержимого сундуков я вернусь позже. В четвёртом здании меня ждал нерадушный приём: едва я вошёл, не ожидая подобной прыти от тех, кто мог прятаться в страхе, как на меня из-за угла бросилась собака! Однако, я машинально даже не отскочил, а схватился за катану, стремительно извлекая её из ножен, несмотря на повреждения клинка, и особенно яркая волна разрезала не только собаку, но и голову сидевшей вприсядку женщины. Владелица и спущенная ею из затаившегося положения собака умерли за долю секунды, я же несколько медленно вернул оружие в сая. Вместо того чтобы подумать о только что убитых, я совершил рывок, извлекая катану и стремясь выполнить волну; атака получилась прогнозируемо мощная: достигнув стены, до которой даже после рывка оставалось три метра, волна разрезала её насквозь, а я с вызвавшим поток ругани огорчением обнаружил, что клинок лишился острия.
– Выходит грубая атака разорвала не только мечника... – констатировал я, акцентировано на бережности убирая оружие.
В дальнейших поисках я никого не обнаружил, ни в полном инструментов и примитивных средств их обслуживания, вроде наковальни, хозяйственном доме, том где меня приветствовали вероятно вынужденной засадой, ни в следующем, похожем на жилой. Последнее здание единственное было разделено на комнаты и содержало трапезную, примыкающую к ней кухню, а в последней комнате располагалось что-то вроде бедного кабинета с снабжённым ящиками столом, которые опустошённые валялись на полу. Сложив на берегу добычу – собранные показавшиеся особенно полезными вещи: мечи, как выглядящие качественными и стоящими денег оружиями; пару целых акетонов, которые возможно понадобятся мне самому для сохранения тепла; кольчугу, при изучении кажущуюся созданной из колец из мягкого металла, что и позволило её прорубить на рукаве, но негодную мне, так как в ней рывки получались медленными и изматывающими, будто прыгаю с пятипудовой штангой на плечах; разнообразной пищи и простой посуды для её приготовления; а также денег и того, что ими воспринималось или казалось ценным, например, украшения. Времени у меня имелось достаточно для этих, могущих казаться излишествами, действий, человек с четвертью пальцев на руке плохой гребец. Затем я снял промокшую обувь, если так можно назвать плетёные сандалии-дзори с подбивкой подошвы из тонкой кожи, и совсем мокрые ещё и благодаря собранной с травы росе носки-таби, после чего попробовал вытолкать в воду одну из оставшихся лодок. Глубокая и сравнительно в своём классе длинная посудина, практически байдара, выглядела тяжёлой, такой и оказалась, но я справился с задуманным хоть и с большим напряжением; не зря не стал нагружать её заранее, так бы точно не сдюжил.
– Всё-таки, когда дело не касается нанесения не сопровождаемых специальными атаками ударов катаной, я и правда слабосильный, – безрадостно констатировал я, пока арканил штевень.
Наверное, беспокойство о том, что лодку может унести – лишнее, но спокойнее загружать удерживая её на привязи; на корабле же подняли паруса. Преследовать меня вроде не собирались, да и мелко здесь для такого судна, и я стал удаляться и от последнего, и от берега, выискивая где смогу причалить и спрятать лодку, для чего собственно и увёл её из поселения, опасаясь что за время моего отсутствия кто-нибудь мог вернуться и лишить меня средства передвижения. Последнее же мне требовалось, в чём всё больше приходилось убеждался по мере путешествия и понимания своего островного местонахождения. Найти среди того "могильника гигантов" более практичную обувь по размеру своей ножки я даже не надеялся, что явилось разочарованием, сопутствующим не только нецелесообразности ношения кольчуги, но и, что главное, тому как, взвешивая и примеряя саблю в руке, я решил, что и она не подходит; да, специальные атаки с ней выполнять получалось, но как-то не так – слабее, медленнее, к тому же не все из известных. А вот если удлинить рукоять даже сделав её искривлённой, могло оказаться сносно, однако одновременно получилась бы катана или крайне близкое подобие тати, а значит выбор подходящего оружия для меня невелик и окружение подсказывает, что достать его будет сложно, если вообще возможно. Последней надеждой выступала мысль о отсутствии привычки к сабле, которую можно получить практикой, всё-таки ещё вчера мои первые результаты обращения с катаной являлись далёкими от приемлемых для схватки.
Удовлетворявшего моим желаниям и возможностям по передвижению судна берега достичь получилось нескоро; по наверняка ошибочным прикидкам я оказался на противоположной горной тропе стороне острова, но это не пугало, – возможность исследовать местные леса. Найти сбежавших уже не хотелось, равно как и отомстить двум выжившим убийцам, почти не хотелось, а также, что ранее показалось бы странным, содеянное в поселении не вызывало выраженных эмоций никакой модальности. Пока я двигал веслом, заставляя лодку плыть и окончательно уверившись что остался наедине с собой, ничего кроме мыслей вроде "Они старались убить меня, но я убил их" не возникало. Конечно, имелось гнетущее впечатление, неприятное, отчасти даже мерзкое, но действовали защитные свойства психики, тем более моей, тренированной бытийными коллизиями прошлого, среди которых встречались более острые, чем недавние события, исключая, разумеется, опыт умирания. Раз за разом убеждаюсь, что пока не попробуешь – не узнаешь истинной реакции на любое сколько бы то ни было сложное экзистенциальное происшествие, а прогнозы сие такое – весьма спекулятивное, часто ошибочное, иногда вообще бесстыдный самообман. Оставалось, наверное, порадоваться тому, что от совершённого я не в восторге и повторять не хочется, однако, если совсем честно и помня о предыдущем тезисе, в последнем я не уверен. В общем-то, я зрелый человек, хоть какой-никакой мужчина не только из-за того, что самец, и понимаю глубину факта нахождения в чуждом мире, к тому же легко эскалирующем любые акты коммуникации в опасные для жизни ситуации, а значит не до сантиментов.
– Они хоть и первые, но не последние… – признал наиболее рациональный прогноз настоящей действительности я.
Невольно вспомнился обычный японский школьник, казнящий себя за всякое пролитие крови, что вдвойне странно зная норов японцев, который хоть и ослаб с тем, как американцы проредили ряды особо агрессивных особей; а также гипотетический молодчик, храбрящийся и бравирующий напускным цинизмом, неловко примеряя маску социопата. Правда, пока я налегал на весло вместе с этим воспоминанием разумом регулярно предлагался странный ситуации вопрос, смешанный с предположением: "Кому служит мой клинок?". Я даже не уверен в том, что могу вновь возродиться, что вкупе с ретроспективным опасением погибнуть в тех боях и умереть навсегда беспокоило особенно остро, когда возникла глупая мысль восстановить катану убившись, например, спрыгнув с скалы, кои в этой местности имелись в изобилии. Я даже представил как стою у обрыва, но дебютировавший, казавшийся покинувшим меня при обитании в настоящем теле, страх, заставлял сомневаться в наличии у меня множества жизней, а не только уже полученном втором шансе. Так что, несмотря на обнаруженные, изученные, а некоторые уже и хоть как-то отточенные навыки и умения, мысль о вступлении в новые бои пугала; а ведь я уже уверился, что они будут, тем более теперь.
Тем более теперь...
– Какая дрессировка! – внезапно подумалось мне, вспоминая просидевшую длительное время без воя и лая собаку.
Вытащив байдару на покрытый галькой берег, что маскировало следы волочения, и спрятав её в лесочке, я очень-очень постарался запомнить место схрона; затем, удалившись в лес и найдя место посвободнее, развёл костёр и приготовив овощное рагу, поел. Сложно сказать нуждаюсь ли я в пище, а если и да, то насколько, так как съел я чуть-чуть и утолив голод, или даже скорее его беспокоящий фантом, больше не смог проглотить ни порции, впрочем возможно из-за беспокойства. Правда последнего как раз и не было, мне оно казалось, а это скорее так, ведь я уже убедился, что иногда ощущениям и даже впечатлениям в моём новом теле доверять не следует; так что в действительности я спокоен и сейчас у меня всего две актуальные проблемы: найти тропу, а затем обнаружить лодку. И как же приятно было узнать, что путь через весь остров с затяжными поисками той поляны не привёл к возникновению усталости, да и я жульничал, в основном двигаясь становящимися естественным способом передвижения рывками, а они вызывали только быстро устранимое перехватывание дыхания. Найдя ту горную тропу у её завершения почти на вершине горы, я уже не опасался потерять лодку, так как без необходимости куда бы то ни было спешить решил, что воспользуюсь надёжным методом повторения пути до поселения и дальнейшего движения по берегу к месту десантирования.
Итак, поляна, тропка.
Долго идти не пришлось, хоть тропинка и петляла, что я объяснил бы густеющим с каждым метром лесом, к концу тропы сомкнувшимся деревьями в кажущиеся непролазными и возвышающиеся слева и справа стены. Наконец, я вышел на открытое пространство, которое при беглом осмотре казалось всё окружено этим густым лесом, будто изолирующим естественной преградой весь периметр. Едва тропа закончилась, как её сменила покрытая крупным песком дорожка, ведущая к невысокой лесенке, на вершине которой возвышался створ лишённых дверей ворот; похоже на синтоистские ворота тории, но точно не они. А вот здание, которое я заметил издалека, было выполнено в знакомом японском стиле, правда в отличие от европейской и отчасти ближневосточной архитектуры, в азиатской я неискушён. Но двери-купе с бумажной матрицей, строгие прямые линии экстерьера и характерные скаты кровли, не только напоминали заимствования из китайской архитектуры всё же ставшие японскими, а заставляли воспринимать здание как жилище небедного нихон-джина. Справа виднелась постройка попроще – без полированных элементов, но ей я уделил лишь мимолётный взгляд, разглядывая основное здание и идя вдоль него по брусчатой дорожке.
– Что ты здесь забыл? – спросила у меня девушка с метлой в руках будто взявшись из ниоткуда.
– Я... – немного растерявшись не столько внезапности появления или моей неспособности заметить её вовремя, сколько тому что понимаю её речь, – Я по тропе пошёл, – указывая в направлении моего прибытия, сообщил я наконец. – Вот и вышел сюда, больше и некуда было...
– Здесь таким как ты не рады, уходи! – выпалила она и вернулась к подметанию брусчатой дорожки с видом будто я перестал существовать.
– Ах, в этом смысле "Что я здесь забыл?", – подумал я и подлинно растерялся, ведь развернуться и пойти обратно являлось предпоследним что я хотел бы сделать.
Но и грубить такой хрупкой и стройной как липка девушке не хотелось, что меня так же смутило, так как я и ранее не был сексистом и в поведении и принятии решений далеко не в первые очереди руководствовался полом контрагента. Ответ не требовал вообще никакой умственной нагрузки, что в моём бытии бывает крайне редко, и заключался он в том, что девушка мне понравилась; ввиду последнего, в числе прочего, мне и казалось, что она игнорирует меня, как раз из-за внезапной важности обратного. Я залюбовался пленённый обликом незнакомки, что всё же не помешало заметить, что она подобна мне, то есть внешне отличается от человека: неестественный размер глаз и носа, первые большие, второй малюсенький; едва заметные губы; её волосы, такие же чёрные как у меня и настолько же длинные, но лежащие свободно крупными прядями, спадающими вниз у самих щёк, на вид далёкие от множества человеческих волосков толщиной в сотню микрометров каждый; и так далее. С другой стороны, её платье, так же идентичное моему: кимоно и плиссированные шаровары, но другого цвета – всё серое, видимо для уборки, не вызывало удивление, так как являлось органичной частью диктуемой архитектурой среды. Она не красавица, вернее, конечно, приятная на вид девица, но чего-то особенного, затрагивающего удовлетворяющего многим критериям моего вкуса, в ней не имелось, но я смотрел и смотрел.
Не известно сколько бы я так стоял, наблюдая как другие трудятся, если б громкий, намекающий на не первое своё осуществление, звук нарочито прочищаемого горла не привлёк моё внимание. Очнувшись, я увидел по левую руку от себя, в дверях в то самое основное здание, низкорослого мужчину в возрасте, одетого в общие для нас троих одежды. Его волосы утратили пигментацию, а глубокие морщины не только выдавали возраст, но и придавали выражению лица особенную суровость, а также, возможно, что лишь моё предположение возникшее в моменте впечатления, путали восприятие его мимики, заставляя дополнительно гадать о проявляемых им эмоциях.
– Следуй за мной, – сухо заметил он и вернулся в помещение.
Я подошёл к порогу и заглянул внутрь, желая убедиться, что кроме старика там никого нет; помещение занимало значительную часть здания и оказалось почти полностью пустым, но могло похвастаться натёртым до блеска паркетом. Если не ошибаюсь – это додзё, но я не уверен.
– Заходи, чего ты ждёшь? – усевшись с упором на колени сказал старик без раздражения, но с выражением нетерпения.
Пришлось зайти, но перед этим я вспомнил о состоянии своего платья, заляпанного кровью и только хотел выразить беспокойство за чистоту полов, а заодно разведать отношение к моему настоящему облику, как обнаружил что одежды очистились, а повреждения починились, однако цвет платья изменился на равномерно алый на половину тона темнее на шароварах, разве что носки остались белыми. В помещении я несколько опасался нападения или иной опасности, тем более помня о состоянии моей катаны, правда висевшая на поясном ремне в своих ножнах почти новая сабля частично нивелировала беспокойство, но я всё равно не знал, что мне тут делать и чего вообще ждать. А после слов девушки о желанности пребывания в сием месте моей персоны всяких сомнений прибавилось.
– Садись, – мужчина указал напротив себя, а я постарался сесть поудобнее, ведь устраиваться так же как он было точно не для меня: знаю, что ноги настигнет парестезия. – Сядь правильно, сэйдза! – и старик хлопнул себя по внешней стороне коленей.
Я подтянул сабельные ножны, чтобы они не поцарапали пол и сел как велели, да – неудобно, но пока терпимо; старик же осуждающе, но без негодования, а с почти что усмешкой, покачал головой.
– Эх, молодой человек, – он посмотрел мне в глаза, – Ты значит из горячих, сразу хватающихся за оружие.
Я же не знал, что ответить; конечно, имелись быстрые варианты, но им я предпочёл промолчать и послушать.
– Даже с двумя длинными мечами... Неужто обоими сразу пользуешься? – спросил он подавшись вперёд и уже с нескрываемой усмешкой.
– Нет, – я приподнял катану, которую всё это время держал левой рукой за сая, – Мой меч, – так и хотелось заметить что это не меч, а сабля, как ни есть шашка минимум по форме, только японская, – Повреждён, и из-за этого ношу добытый у противника, на всякий случай.
– Это на какой такой случай, например? – тут же оживился старик.
– Нападения... – протянул я и не удовлетворившись тем, что лишь прислушался, позволил себе немного повернуться, осматриваясь.
– На кого?
– На тех, кто меня атакует.
– Ах да, разумеется, – как-то саркастически согласился собеседник. – Ты не первый из тех, кто вместо очевидного пути идёт куда хочется, и из-за этого успевает натворить всякого... – выдохнул старик, потирая бёдра. – Но к молодой горячности я стал с пониманием относиться, стараться... – многозначительно резюмировал он. – Но учить тебя, теперь, я не могу, сам понимаешь.
– Не понимаю, – тут же ввернул я. – Я вообще не понимаю где, кто и зачем; – уже спокойнее, – Я только осматривался и мне пришлось защищать свою жизнь, – быстро сообщил я, подавив желание добавить, – Вторую жизнь.
– В этом ваша проблема, молодёжь, вы хватаетесь за оружие принимая за угрозу показавшийся оскорбительным жест или даже взгляд, а потом уверяете что всего лишь защищались. Кто посмышлёнее заявляет о защите своей чести, – он вздохнул. – А итог-то один и виден любому, – старик ладонью указал на меня.
Я же сразу догадался, что речь о моём приобрётшем новый цвет платье; так же несложно понять, что собеседник некто больший, чем простой житель и необходимо расспросить его подробнее.
– Только как начать? – подумал я и, видимо, старик заметил это.
– Я надеюсь, что ты не надумал свести счёты с стариком? – спросил он почти шуточно, впрочем, его интонации мой ответ и так не изменяли.
– Сомневаюсь, что смогу, даже если захочу.
– О-о-о, это конечно да, но алый мечник в начале своего пути делом доказал, что может нечто большее, чем прочие подобные ему. И всё же, чуть не забыл, – он хлопнул себя ладонью по лбу, – Прошу простить моего сына, молодой, острый на язык.
– Сына?! – ошарашено подумал я и смутился, только смута эта какая-то подозрительная... – Могу я кое-что спросить?
– Я учу приходящих сюда мечников, и как я сказал ранее: учить тебя теперь нельзя, да и нечему, полагаю, что ты если и не всё, то многое из азов освоил сам, – он вновь подался вперёд. – Не удача же окрасила твои кимоно и хакаму.
– Это хакаму? – уточнил я, указав на штаны.
– Хакама.
– А это? – палец уткнулся в гарду катаны.
– Цуба.
– А это...
– Ты потешаешься надо мной? – спросил старик без угрозы, но предупредительно.
– Нет, я серьёзно, – солгал я, но лишь отчасти, так как что-то знал, а вернее вспоминал, но подозревал, что это ложные воспоминания, лишь подсказываемые новым телом, но это не главное, конечно же я желал манипулировать собеседником. – Понятия не имею почему я, почему такой, где и зачем!
– Ты не выбирал свой путь?
– Нет, обнаружил себя в таком состоянии на поляне в лесу, а за ней тропа сюда, – ответил я, понимая под "путь" то, кем я здесь оказался.
– А быть-то здесь желаешь?
– Нет! У меня дома котики, их кормить надо!
– А-а-а, ну тогда всё в порядке, это нормально, – с облегчением выдохнул старик, положив ладонь на грудь, – А я уж пугаться начал.
– Смущающая подозрительность...
– Чаю хочешь?
– Благодарю, но нет.
– Не бойся, не отравим, – смеясь старик начал подниматься.
– Именно это отравитель и сказал бы.
– Оставь своё оружие здесь, никто его не украдёт.
– Благодарю, но нет, – вновь отказался я.
– Ты и правда какой-то странный, впервые такого вижу, – старик задумался уходя, – Хотя нет, был ещё один такой же – подозрительный, а остальные паиньки, послушные, максимум шумные-крикливые, хвастливые бывали и самоуверенные... Чего застыл, пошли пить чай.
– Я сыт, перед посещением поел и напился, – старался отказаться я, понимая, как нелепо и очевидно звучит аргумент.
– Не хочешь – как хочешь, задашь свои вопросы пока я пью.
И мы пошли в другую куда меньшую комнату, весь пол которой был покрыт плетёными матами.
– Любопытно всё же чему ты научился, – признался старик, попивая свой напиток и то и дело жестом ладони останавливая меня от того, чтобы я заговорил. – Покажешь может как-нибудь?
– А почему не можете меня учить?
– Надо было кивнуть. Эх, где твои манеры?!
Я же пожал плечами, общение с стариком становилось затруднительным: я понятия не имею о том, подшучивает он или действительно это я веду себя настолько необычно; в любом случае склочным он не воспринимался, как бы не пытался рядиться в сей образ, если вообще хотел, а не мне казалось.
– Я скорее европеец, я понятия не имею что и как делать, – постарался кратко резюмировать я.
– Европеец, а это кто? – поинтересовался мужчина, отставив почти опустошённую чашку.
– Житель... – и тут я понял, что это так просто не объяснишь незнакомому с культурным и географическим контекстами, а потому задумался, вызвав у старика смешок. – Носитель европейской культуры, как новой, так и её исторически накопленных следов, – сформулировал я, после кратковременного раздумья.
– Я не понимаю, – развёл руками старик. – А это важно?
– Да, это объясняет почему я не знал, что носки называются таби.
– Носки... – собеседник посмаковал это слово. – Ну да, носки, – согласился он, а затем констатировал, – Они не все таби.
– Стоп! – прервал его я. – Мы же общаемся и понимаем друг друга, причём вне конкретных языковых элементов – слов, а мои противники не понимали меня вообще: ни один не внимал моей речи, а я их словам.
– Быть такого не может! – отрезал старик, но по нему было видно, что сказано машинально, без обдумывания. – Расскажи, что случилось.
И я рассказал.
– Дикие племена какие-то, только странно что ты там оказался, – озвучивал свои размышления мужчина.
– У диких племён бывают многопалубные корабли с мачтами? Вот такие искусно выполненные сабли? – и я, расстегнув ремень, протянул оружие для ознакомления.
– Поискуснее видали, – буркнул старик, но по его интересу к клинку стало понятно, что сабля и правда неплохо выкована, если он разбирается в практическом холодном оружии. – Какой необычный меч... – старик осёкся и посмотрел на меня, а затем, так и не извлекая до конца, задвинул клинок сабли в ножны.
Я же, пока наблюдал за собеседником, заметил за собой то, что положил кисть на рукоять катаны и более того, крепко за неё ухватился.
– Да, ты и правда обеспокоен случившимся, – спокойно заявил мужчина, протянув мне саблю. – Но одежды-то алые.
– Не багровые же, – парировал я, словно внесознательно желая провоцировать.
– Ха-х, ещё б они багровыми стали, ты б и через ворота не прошёл, так и пришлось бы тебе без всякого пристанища отправляться дальше напрямую!
– Так, надо поэтапно, системно, – заявил я, устав от стихийности обсуждаемого поверхностно. – В-первых, где я?
– В храме мечников, сюда тайными тропами могут пройти только мечники, но не всякий будет допущен.
– Кровавых убийц не пустит?
– В убежище такой зайдёт, талант подмечать тропы никуда не денется, а вот за воротами его ждёт только очередная пустая поляна.
– Ясно, умение неотчуждаемое... – проговорил я, размышляя. – Троп множество?
– Не одна, иначе как бы вы перемещались? – ответил старик посмеиваясь.
– То есть отсюда ведёт несколько троп, в разные места?
– Конечно! – выпалил собеседник с таким выражением, будто я спрашиваю о очевидном.
– Это должно быть мне известно само?
– Нет, – потупился он, – Это ты меня путаешь своими вопросами, задавай получше, а то всё невпопад!
Его выпад я проигнорировал, да и недопонял, а главное, я думал и запоминал, не до мелочей, но сложно отрицать то, что он имел в себе лубочные черты старикашки.
– Только все тропы тебе сразу не доступны, для твоего же блага, а то б вы все убились в первый день.
– Сколько раз мы можем возродиться?
– Воз... что?
– После смерти вернуться к жизни, но на начальной поляне?
– Эм, – старик внимательно смотрел на меня, – Не понимаю.
– Что здесь непонятного? Меня убили, а затем я возродился; это можно делать бесконечно, есть какие-то условия? Любая информация.
– Это невозможно, так не бывает.
– Или я особенный, или старик не всеведущ, либо я получил второй шанс, – мысленно перебирал я гипотезы, и последняя из них пугала. – Ладно, отложим эту тему, – поспешил с продолжением опроса я, – Итак, тропы; я могу выйти по другой тропе?
– Ты должен, там тебя ждёт продолжение путешествия, в твоём случае сложного.
– Я типа преступник?
– Ты запятнан кровью невинных, это отмеченный в твоих одеждах дурной знак. Такое состояние не противоречит избираемым путям служения твоего меча, для которых ты был призван, но и не совпадает... – после краткой паузы он добавил, – За редким исключением.
– Например.
– Это слишком сложно для тебя сейчас, не для начала пути такие цели и способы их достижения, – стал наставлять он почти что по-отечески, – Лучше всё исправить и последовать проверенным примерам других.
– И как?
– Отправляйся по тропе в город, там найди школу...
– Вот опять, слово "школа" – типично европейское, эллинское, но ты его употребляешь, хоть и азиат, но мы оба понимаем суть явления, – ввернул я, сочтя наблюдение важным.
– Ази... кто?
– Азиат – это раса, устаревшее понятие, но... Забудь, спекулятивная тема, – я мог бы солгать, придумав сглаживающее описание, но продолжать начавшийся с массовых убийств путь ложью помогающему человеку не захотел.
– О чём это я? Ах да, найди школу, которая согласна будет тебя принять, тут уж не по предпочтениям придётся, сам виноват, а дальше старайся стать хорошим мечником, – он похлопал меня по плечу, – С наставником сам не заметишь, как одежду смогут отстирать.
– Понятно... – выдохнул я.
– Я тебя даже провожу.
– С чего такая забота?
– Опять твоя подозрительность! Ограбить тебя хочу и забрать этот необычный меч!
– Это многое объясняет, – пошутил я в ответ. – И ещё одно: моя катана... – я продемонстрировал клинок.
– О-о-о, – протянул старик. – Если такое и могут перековать, то только в городе, я не возьмусь, наверняка сделаю только хуже! – он поднялся, поманив меня за собой, – Ты точно забияка, постарайся держаться в городе спокойнее, ведь можешь же, представляй что все с кем разговариваешь – такие же как я.
– Его самооценка явно ложная, – мысленно иронировал я. – Можно ещё вопрос?
– По дороге, мы и так засиделись, тебе надо поспешить отправляться, – пояснил мужчина действительно ускоряя шаг.
– Что случится, если задержусь?
– Тебе станет неприятно, ты и сам захочешь покинуть это место, разница в том, что вытесняемый, ты можешь оставить в себе, хм, этот...
– Неприятный осадок?
– Да, хорошо же общались.
– Благодарю за советы и наставление, – поспешил поблагодарить собеседника я, когда с удивлением обнаружил, что за следующими дверями-купе оказалась пещера, в которую мы и вошли.
Я не верил в существование какого-то предательского умысла у этого человека, но держался настороже: все мои навыки и умения будут пущены в ход в случае чего, большего же выбора у меня не имелось. Опять эти подлые мысли, советующие не идти за стариком, а действовать самостоятельно, не ввиду бунтарских соображений, а из-за неких опасений.
– Что это такое?! – протянул старик с нескрываемым удивлением, когда мы покинули пещеру и вышли к просторам полей.
– Это пшеница, – ответил я, смотря на ту же картину раскинувшихся на большую площадь полей золотого цвета под голубым небом с одинокой, но оттого особенно примечательной мельницей, построенной из камня.
– Так ты гайдзинов порубил что ли?! – с нервозностью в голосе выдавил старик, вероятно справляясь с впечатлением от увиденного.
– Я так и сказал.
– Молодец! А я тебя выпроводил раньше срока... – послышался голос мужчины уже из-за спины, я поспешно обернулся, а его не оказалось, лишь донеслись слова, – Ищи другую тропу и возвращайся, что-нибудь придумаем...
– Заебись! – позволил я себе грубую ругань и добавил, – Коза сбежала.
Прощай наставление о городе и школах, многое из услышанного теперь потеряло смысловое значение, а что-то не имело его для меня изначально, например, все эти квазимудрости про свой путь и службу меча. Единственное, что теперь понятно из увиденного и реакции старика, так это то, что я оказался в местности, занятой представителями отличной от нашей с старче культурой. Как и почему я попал в эту среду? Разумеется, не имелось даже догадок, однако удивления так же не присутствовало, так как удача у меня близка к отрицательному значению и оказавшись в неизвестном мире я стал жертвой ещё и системной ошибки; ничего нового, всё как в моём прежнем бытии!
– Хотя, – задумавшись, начал рассуждать я исходя из того, что наиболее абсурдное, но в абсурдной же ситуации, может быть ключом, – А действительно: Кому служит мой ме... сабля, вернее уже сабли? Понятно, что мне, но что я здесь делаю, ради чего всё это? Да и что я хочу сделать, раз уж своеобразно свободен?
Вопросы могут показаться глупыми, но только показаться, ведь я здесь в иной среде с другими, отличными от моего недавнего прошлого, способностями, а потому решить для чего мне их действительно хочется применять – совсем не лишнее. Ещё эти опасения о невозможности возродиться и догадки о том, что пшеничные поля и облик мельницы намекают на продолжение сложностей с коммуникацией; оставалось надеяться, что я оказался вдали от того острова и если вести о содеянном мною и доберутся сюда, то я успею к тому времени что-нибудь полезное сделать, для себя, конечно же. Я спешно сунул руку в кимоно и с облегчением нащупал заткнутую за пазухой над поясом полную монет мошну; а гладкая кожа в месте ставших некоторое время назад рубцами ран, свидетельствовала о должном заживлении последних.
– Прощай лодка и добыча; хотя бы припасов немного взял, – с этими мыслями я вышел на уходящую вдаль между полей дорогу и бросил взгляд на торчащий из почвы огромный камень, в котором совсем недавно был выход из пещеры.
Существовали ли в действительности старик и его красавец сын, до сих пор вызывающий приятное впечатление от одного созерцания его облика, я не уверен, теперь я ни в чём не уверен, а потому решил действовать по обстоятельствам. А значит надо разведывать местность, по возможности реализовать монеты, а ввиду вернувшихся опасений за свою жизнь, то при возникновении проблем – ретироваться рывками. В случае обнаружения гипотетического поселения, от идеи спрятать оружие на подходе к нему, чтобы внушать меньше угрозы, я отказался, так как решил, что без сабель меня могут начать задирать даже с большей активностью, ещё бы: наверняка я странный им лицом, а не только одеждами, долговолосый коротышка не отсюда...