Изнасилити

"Куда не пойдёшь наудачу,
Под радугой мир голубой, –
И всюду на тысячи зрячих
Один бедолага слепой.
А впрочем, бывает иначе:
Под радугой – Чёрная ширь,
Где мечутся тысячи зрячих
И с ними слепой поводырь."
Семён Виленский

Яркая палитра из всех оттенков серого, коричневого и чёрного украсила округу на потеху счастливым людям, сплошь озаряющим свой быт и души соседей томными взорами, в которых глубокомыслие и зрелость доели последнюю, самую робкую, а оттого вероятную в воплощении в реальности, мечту; для романтических мыслей же держали наготове котёл с кипящей водой, дабы абортировать варкой в зачаточном состоянии, но не чтобы съесть, а так – ибо... Ибо!

(текст не проверялся редактором)

В прошлом типовые пятиэтажные жилые здания нарушали подлые задумки бесталанного дизайнера своими образами, уникализированными ранее описанными жителями с присущим им творческим подходом: тут и там банальными инсталляциями продуктов жизнедеятельности, струйно нанесёнными или вручную размазанными по стенам, либо приготовленными для сего в траве; в иных местах неопытной пробой пера юных сочинителей в форме наскальной живописи и литературы; а где-то и смелыми перформансами, как например вот этот неизвестный, изображающий в моменте петлю Корбут на лавочке, вернее частично на ней, частично под, а в основном около.

Сгрудившись вместе, в чём их копировали собственные обитатели, здания словно делились друг с другом восхищением от окружающей прекрасной действительности, а своими пустыми после пожаров или иных происшествий оконными порталами смотрели на в многом похожих на них приятелей через дорогу.
– Эй, задорожныя, чё пялитеся?! – будто кричали они, через великолепного покрытия дорогу, отвечающую самым строгим стандартам международного ралли "Гонка в один конец", таким же покосившимся в благостном расслаблении от невзгод домам.
– Твоё которо дело, припустырная цобака?! – отзывались добродушные соседи-бараки, наплакавшие от счастья вокруг себя лужи.

В одной из таких луж стояла инвалидная коляска с мягким, можно сказать нежным человеком на борту; названное качеству ему придавал ватник, хоть и потрёпанный и грязноватый, но всё равно пушистый, в котором утопал не только владелец, но и, как представляется, любой желающий.
– Хохлы ебан... – пробубнил человек в ватнике, смотря куда-то вдаль, возможно на дым, поднимавшийся от заводских труб, благодаря которому здешние края могли похвастаться не только особенным ароматом, но и завораживающими закатами, любованию которыми не мешало уличное освещение ввиду его полного отсутствия.

Но это вечером, а прямо сейчас людям улыбалось ртутное небо, вот-вот готовое пролиться вниз благостным коктейлем влаги, солей, кислот и прочего длинного списка соединений на пару с трубным дымом обеспечивающих радующие чиновников пенсионные показатели недожития. Именно через такие красоты пробирался пижонского вида, например в багрового цвета штанах в обтяжку, молодой человек, впрочем считавшийся здесь ввиду гораздо меньшей продолжительности жизни у самцов человека немолодым, но и не старым, хотя выглядел по местным же меркам он как юноша, ведь молодёжь уже обладала более "умудрёнными жизнью" лицами. Сущность окружающей среды, существовавшей для самой себя, а не для людей, приучила явно не местного человека в багровых штанах смотреть под ноги, отчего он и не заметил едва не врезавшегося в него ввиду описанной ранее привычки ребёнка лет одиннадцати-тринадцати, и вроде как мужского пола.

Сказать, что мальчик был странно одет – ничего не сказать: врезавшиеся в плоть латексные трусы-танго на пару размеров меньше (для кого сие специфическое бельё такого размера вообще изготавливают?!) отвлекали внимание от сетчатой майки сверху и туфлей на двадцатисантиметровой подошве с таким же каблуком снизу; выбор белья объяснялся озорно выглядывающим из-за спины мальчугана и качавшимся при каждом движении хвостом, удерживаемом анальной пробкой. А главное – огромный, почему-то фиолетового цвета, фаллоимитатор, удерживаемый на лбу импровизированно приспособленной портупеей, отчего вся конструкция смещала брови настолько сильно, что превращало детское непосредственное лицо в образчик извращённой суровости.

Смотря на это всё, мужчина наверняка ожидал услышать произнесённое глубоким баритоном: "Закурить не найдётся?", но ребёнок оказался подлинным дитя и плохо артикулируя "р", выпалил непосредственное: "Привет!".
– Привет! – и мужчина, отвлекая себя от зрелища на лбу, – А кто это у тебя? – поинтересовался о нянчимой ребёнком плюшевой игрушке розового цвета; – Свинка?
– Это Водка-Ах, – протянул мальчик, – И он — медведь. Болеет он... – грустно добавило дитя. – В числе прочего у него некроз спиртоприёмника с разжижением зубьев, – с этими словами мальчик засунул свою кисть игрушке в рот; – Видите, вся полость чёрного цвета, и зубы мягкие, – пальцы ребёнка в качестве иллюстрации наклоняли и сгибали наполненные ватой моляры. – Пробовал инъекции силденафила, но не помогло; возможно дозировка неверная, – мальчик вздохнул, – Я всё-таки не врач...
– Откуда же ты про виагру узнал?! – увлекаемый беседой, выпалил свой вопрос мужчина.
– Из журнала. Я не очень хорош в английском, но точно знаю, что слово "boy" означает "мальчик", то есть меня. Однако, в этом журнале преимущественно девочки... и реклама, в том числе той самой виагры.
Ребёнок принялся на память цитировать рекламные слоганы, но быстро отвлёкся, заметив наверняка невольно вернувшийся интерес мужчины к налобному украшению.
– Я пони... единорог... – запутался в показаниях ребёнок, после чего с утробным хрипом просипел: "Изнасилити", и скрючившись, будто его стали мучить брюшные колики, стал с выраженной хрипотцой басить, брызжа слюной из широко раскрываемого рта: "Ебля это чудо! Чудо! Чудо!"...

февраль 4721
Algimantas Sargelas