Часть 8 Квартира

– Не так и плохо, – озвучил свои мысли Владимир, когда Сергей сориентировался, что на самом деле наполовину явилось чистейшей удачей, происходящей из обстоятельств "свернули туда, куда следует", а затем "прошли прямо, не повторяя стратегию поиска", и привёл к нужному зданию – месту обитания подчинённых Вовы, ранее направленных в Кацапетовку с конкретной целью.
– Есть и лучше, кстати, – парировал приятель-проводник, пропуская лидера группы и Вано внутрь парадной.
Многоквартирный дом представлял из себя что-то среднее между очень бюджетным конспиративным жильём банды в пригороде Калининграда и коммунальной квартирой, нетипично для Младороссии сочетая в себе не только всё плохое от оригиналов. Так, например, выполненное из железобетона и кирпича здание являлось капитальным строением, чей фундамент успешно противостоял подмыванию регулярно случавшимися затоплениями, будто проектировался специально против них. А вот с второй напастью Первого района досуга и быта – пылью, обильно образовывавшейся ввиду невероятной плотности населения и гигиеническим нигилизмом последнего, здание словно сдружилось, заключая друг друга в объятиях: теперь невозможно понять каков изначальный цвет фасада и окон из-за маслянистой пыли, превратившейся в почти чёрную грязь. Внутри оказалось сухо, троица сразу это отметила, подышав возможно даже кондиционируемым воздухом; здание явно принадлежало радивому домовладельцу, которому плесень – третья почти вездесущая неприятность быта Кацапетовки, не требовалась. И с домушничеством предприниматель мириться не желал, оснастив квартиры крепкими, способными остановить любителей полюбопытствовать составом чужого имущества, дверями; конечно, против средней квалификации медвежатника эти барьеры не защитят нисколько, но такие здесь и не водились – слишком мала потенциальная добыча. Бдительные, более приличного вида жильцы, возможно трудящиеся, занятые делом, а не прожиганием своей жизни, так же относились к средству охраны, но быстрый обмен любезностями с ещё более хорошо одетым Владимиром закончился потупленными взглядами первых.
– "Кто такие?" – возмущался молодой человек после перепалки, – Твоё которо дело, рыло свиное, кто мы такие?!
– Я вообще удивлён, как он не испугался Вано, – поделился своим мнением Сергей.
– Потому что его морда кирпичом прежнюю сухость потеряла в поезде, и до сих пор не отвердела! – с намёком пояснил Владимир, поглядывая на "глиняную массу" физиономии стелькоголового.
– Справится, – хмыкнул приятелю проводник.
– Идите нах, я в порядке! – огрызнулся Вано, не выдержав поношения.
– Нах твоя жопа хороша, – парировали спутники, возможно машинально, дежурной, можно сказать закономерной для их культурно-средового дискурса, фразой.

Квартира подбиралась подчинёнными Владимира как нечто среднее между незаметностью, ведь на дне, иногда буквальном, что в Кацапетовке при желании так же можно было организовать, среди вопиющего социального хаоса легче затеряться, и необходимым комфортом, к которому относилась та же возможность пребывания в сравнительно безопасном логове. Вообще в Первом районе досуга и быта корреляционная зависимость качества среды от пространства имела прямую связь – чем ближе к условному центру, тем спокойнее, но парадоксально не чище, так как тратя деньги на обслуживание своих островков-крепостей, дистанцирующиеся от общественного жители не финансировали городские коммуникации. Даже в Кацапетовке можно найти нечто хорошее, располагавшееся почти исключительно в административном районе бывшего хаба, ныне ставшего центром, откуда в прошлом до настоящего разрастались здания и их комплексы, становясь всё хуже сообразно публике, для которой возводились.
– Здесь даже кухни нет! – буркнул Вано, осматривавший квартиру вслед за Владимиром.
Комната и отделённое от неё малюсенькой прихожей помещение санитарного узла – вот и вся квартира.
– Конспирация у вас, – почёсывая ключицу произнёс Сергей; – Начинаю задумываться в что ты меня втянул...
– Не ной, всё путём, – бросил Вано, преодолев комнату и устроившись в кресле у окна.
– Посмотрите кто заговорил! Может у него агорафобия?
Владимир промолчал, он сел на диван, явно раздумывая; дилемма действительно непростая: связаться с его агентами – большая угроза всей конспирации, направленной на сохранение незнания фактических владельцев Кацапетовки – милиции, но спешка, которой он сам подчинился и явился сюда без ничего, почти без подготовки, могла оказаться бесполезной инвестицией, если подчинённые задержатся.
– Ждём три часа, – объявил наконец лидер группы. – Терпи! – смешанной раздражённой угрозой и дружеской просьбой предупредил он слова Сергея.
– Ладно, – протянул тот с раздражением и разочарованием, подошёл к окну и стал разглядывать округу.

– Два часа прошло, ничего не меняется, а снаружи спокойно, – начал Сергей, до этого сохранявший молчание наблюдая за происходящим внизу, что его оценке плохо соответствовало, впрочем, вероятно он делал поправку на место событий, – Я быстро сбегаю...
– Терпи, – бесцветно ответил Владимир.
– Зачем?! – выпалил его приятель. – Зачем терпеть, ради чего?
– Ради дела, – высокопарно вмешался Вано.
– Ради себя, например, – предложил свой вариант Вова, намекая в этой многозначности то ли на шаги к отказу от зависимости, то ли банально угрожая, что весьма вероятно, так как ожидание и правда ничем не разрешалось, пока.
– Вы не представляете, как начинает ломать, поначалу сносно, но с каждым часом... – возможно начиная торг, стал пояснять Сергей, – Экспоненциально, в апогее пробуждая множественные пароксизмы...
– Чего-чего?! Вован, кажись ему реально худо.
– Через час вместе сходим, – пообещал Владимир, рассчитывая оставить стелькоголового в дозоре. – Пятьдесят семь минут продержаться сможешь?
Приятель молча отвернулся, может оскорбившись, ведь из лихого совместного прошлого ставший главарём старый знакомый знал на что способен Сергей и кто он как персона, но, тем не менее, молчание – знак согласия.
– Люди раньше жили с утраченными конечностями без возможности восстановления, исключая протезы такой функциональности и вида, что вы их в своём Интернете смотреть не захотите, и жили всегда, – памятуя и рефлексируя о чём-то глубоко персональном, заявил Владимир, – А вы терпения сторонитесь, будто это нечто плохое, а ведь полезно учиться в малом, пока можете...
– Кстати! – просиял лицом Вано, до этого примеривавший маску всё большего непонимания от речей компаньонов, – Поделись талончиком на Интернет, я хоть время скоротаю. Сугубо по развлекательным интересам, совершенно нас не компрометирующим! – спешно добавил просильщик [3].
– Нет умных слов, есть неизвестные персоне, – буркнул Сергей о чём-то своём.
– Чего нет, того нет, – протянул Вова с сожалением, посмотрев на крупный, неказистого обличия портал санкционированного доступа в сеть.
В Интернет гражданам, особенно неблагонадёжным, доступ строго ограничивался, и если в россиях можно с разной степенью затраченных усилий достать наркотические вещества, оружие, извлечённые органы, рабов любых возрастов, импланты и прочее, то с талонами доступа в сеть, боевыми скафандрами, взрывчаткой, а главное военными андроидами и другими пригодными к боям роботами ситуация была противоположной. Интернетом же занималась сразу несколько служб: одна следила, вторая предписывала, третья карала, четвёртая предупреждала и так далее; в общем, даже имея некие санкции воспользоваться сетью всё равно было сложно, а потому граждане, исключая неблагонадёжных, тем более иноагентов, избегали Интернет, предпочитая создавать свои персональные базы данных и обмениваться сведениями в узких кругах проверенных знакомых.
– Могу достать, – заявил едва слышно, словно и сам того не желая, Сергей, – Талон, – после краткой паузы уточнил он.
– Переживу, – махнул рукой Вано, выдохнув ответ, и растянулся в кресле.
– Тоже разумно, по помойкам гулять – себя не уважать.
Сергей наверняка имел ввиду то, что современный им Интернет, вернее Рунет или, как его называли просторечно, "Чебурнет" хоть и система с развитыми поисковыми сетями, научившимися удовлетворять запрос пользователя – воспринимаемого ими как усреднённого потребителя, что является срезом психического состояния социума: первые документы, представленные по любому запросу в списке – свидетельства ментальности заурядного россиянина настоящего, пытливости его ума и глубины сметливости, но с известным перекосом из-за контроля теми, "кем положено". Так что, может быть, россиянин и не так глуп, мерзок и нелеп, как его описывают заголовки гиперссылок первой страницы поисковой выдачи по любому запросу, будь то даже рецепт кваса. Кстати, дрожжи, как "вещество могущее быть использовано в терактах" простому россиянину к покупке недоступны.

– Телевизор посмотри, – с едва заметной ухмылкой предложил Владимир.
– Вот ещё, – не поняв шутки, запротестовал стелькоголовый, – Там одна пропаганда.
– Врёшь?! – на этот раз не скрывая смешок, выпалил Вова.
– "Что? Где? Когда?" посмотрю, может поумнею...
Настроив уровень громкости, Вано стал внимать разворачивающемуся с дисплея телевизора зрелищу, представляемому авторами как интеллектуальное шоу, хотя подлинные интеллектуалы в своих самиздатовских рецензиях описывали последнее не иначе, как "немного умное для в меру безумных". То, что Вано назвал пропагандой, как правило являлось разной степени невменяемости процесса, про темы и аргументацию речи уже не идёт, жевательной резинкой для спинного и костного мозга рядового россиянца "в меру безумным для отрицательно умных", например пародирующее, но одно лишь название, "Кого? Где? За что?" – минутки национальной ненависти к неблагонадёжным гражданам, завершавшиеся квазишуткой "Было бы за что, вообще отравили б". Впрочем "Что? Где? Когда?", будто следуя в заданных неким быдло-эталоном рамках содержания, немногим отличалось от прочего чада кутежа и угара, расцветавшего ближе к вечеру, когда работающие нищие граждане наконец оказывались дома. Ведущий откровенно хамил, издеваясь над "знатоками", но те не принимали на свой счёт всерьёз в силу врождённой простоватости, призванной отражать близость к народу и его неказистой, но посконной "мудрости" глубинариев; отчего участники нередко сами того не желая заявляли такое, что ведущий впадал в неистовство, грозя карами, напоминая кто он такой и вообще. Битва быдло-мещанина с босяками-снобами, причём иногда буквальная – решающее сражение в финалах сезона, когда ведущий вновь и вновь, наверняка по настоянию продюсеров, выходил к знатокам, чтобы противостоять тет-а-тет, отчего после очередного его срыва получал побои, и обороняясь отступал к безопасным редутам аппаратной. Описанное, полагаю, достаточно иллюстративно для представления образа не только этого шоу, но и прочих продуктов одного из двух оставшихся в россиях телевизионных каналов.
Но Вано нравилось, иначе не смотрел бы, наверное; лицо стелькоголового менялось от азартного до разочарованного, когда он понимал свои заблуждения в формировании гипотезы ответа за заданный вопрос; затем он приободрялся и облизнув губы, вновь улыбался, наблюдая за ссорами участников "Понятно что! Но почему?! И где они свернули не туда?"... А вот наиболее важным "Как исправить?", судя по происходящему в стране-метрополии и созданных по её периферии сателлитах, не задавался вообще никто; хотя, вполне возможно, россиянец рассуждал для себя вполне аргументировано: "Не я ломал – не мне исправлять!".

Деформированная дверь с грохотом распахнулась, извиняясь сплюнув замками, и в квартиру ворвался предмет интереса агентов, бросил на присутствовавших взгляд и, видимо удовлетворённый неожиданностью своего появления, составом и реакцией присутствующих, сменил застывшую в динамике позу атаки на более спокойную, правда ненадолго.
– Это он! – выкрикнул Владимир через секунду, а Сергей метнул в незваного гостя вазу, схваченную с подоконника.
Последний же позволил украшению интерьера удариться о себя и поймав в падении, поставил на настенную полку.
– Как учил! – добавил Вова, успевший за время перформанса переглянуться с Вано, и тот быстро завёл руки за спину, выуживая из-за пояса нож.
Холодное оружие упало из рук стелькоголового, гулко ударив в ковролин рукоятью, что объяснялось отнюдь не неловкостью владельца, а двумя пулями убившими Вано при попадании в сердце. Гость, встревоженный подозрительными словами одного и неизвестным предметом за поясом второго, за миг выхватил пистолет, прицелился и выстрелил. Застывший при возврате затвор, сигнализирующий о клине гильзы, дал время Владимиру и Сергею, которые бросились к противнику; однако последний отреагировал на них сравнительно спокойно: до того как освобождённая гильза упала на пол Вова повалился на диван, а его приятель отлетел от мощного пинка на свою прежнюю позицию, частично выбив собой стекло. Решив что оставаться с сверлящим его недовольным взглядом незнакомцем будучи последним выжившим, ведь вероятно рассчитанная на оглушение пощёчина сломала Вове шею, выбор очень плохой, а потому Сергей предпочёл только плохой вариант спрыгнуть вниз. Удача благоволит решительным и десантник угодил в мусорный рукав, правда первая на этом закончилась, так как именно в этот момент обслуживанием занимался автоматизированный сборщик, сгрёбший человека вместе с отходами. Стеклянные глаза гостя понаблюдали за работой трамбовочного пресса машины пока та стремительно покидала улицу; преследовать её представлялось малополезным: работы столько же, сколько мусора – много, а потому темп деятельности с скоростями движения соответствующие.

Владимир повернул голову в сторону приятного аромата, исходящего от волос ожидавшей рядом с ним женщины, прекрасно ему знакомой, иногда он вообще полагал, что лучше, нежели собственная персона.
– Света, – выдохнул он с некоторым выражением беспокойства.
– Я тоже волнуюсь, – призналась она, посмотрев на мужа.
Находящийся рядом мужчина в строгом деловом костюме что-то спросил по-французски у другого, выглядящего соответствующе, но получил краткую справку, что "это не по делу"; первый – адвокат, а второй – переводчик, и все четверо ждали в более походящем на детский садик помещении отделения социальной службы одного из кантонов Швейцарской Конфедерации, месте завершения длительного пути молодых по становлению родителями. Владимир, за своё бытие "повидавший некоторое дерьмо", всё равно встал, едва не выронив кипу документов на бумажных носителях – форме, которую требовал ЗАГС его родной Западной Младороссии, когда увидел своего сына. Парень лет двенадцати-четырнадцати, прогнозируемо производил впечатление почти что мужчины, и этот образ ярко дискредитировался его выражением лица: потерянным; немного испуганным, но и любопытствующим; мимически бедным; в общем, обывателем охарактеризованным бы, возможно, как у дурачка. Владимир всё знал, однако в растерянности задал несколько глупых вопросов и швейцарцам вновь пришлось рассказывать о том, что все знали и понимали. Егор – продукт генной инженерии, подлинный сын Владимира и Светланы, но созданный искусственно с форсированным развитием, что обуславливалось и деталями как сугубо технических, так и юридических процедур; но персонально это младенец, воспитывать которого родителям предстоит как и поколениям до них, с поправкой на то, что сынок уже почти ростом с папу. Света же расцеловала своего сына и мужа, не сдерживая слёзы, что передалось и Вове, но зачем-то архаически сдержавшемуся и лишь пошмыгавшему носом.

Оглавление

Copyrights ©Algimantas Sargelas; all right reserved