Часть 12 Нский визит
Людмила в целом человек в себе уверенный, хоть и битый, но последнее ей не мешало, так как пребывать приходилось исключительно в среде таких же охаженных палками окружающих реалий индивидов, а потому по знакомым улицам ходила она если не с гордостью, то осанисто, не отвлекаясь на занимающие приезжих мелочи, вроде высматривания "подозрительных типов"; женщина вышагивала решительно, строго по курсу к необходимому ей месту, и так из дня в день. Однако не сейчас, Люда ссутулилась и очень старалась не шарахаться от каждого рослого встречного, неизбежно возникавшего поблизости с частой регулярностью в оживлённом человеческом потоке; повару то и дело мерещилась бледная макушка, плывущая в последнем в её направлении. Она спешила домой, хоть это и было нелепым актом укрыться там, где невозможно спрятаться, но подобное инстинктивному желание забраться в нору в попытке спрятаться от проблемы хоть и преодолимо, но спешащая не гнала его прочь, наоборот, питалась им, выучено, хоть и беспомощно в цельной картине. Перед Хозяином она ничем не провинилась, насколько это может судить обыватель своим ограниченным мировосприятием, что очень часто не совпадало с оценками самого рэкетира; и узнав только что изложенное, можно понять поведение женщины.
Путешествие в ускоренном темпе взбодрило организм, насытившийся способствовавшим естественным процессам борьбы с стрессом веществами, так что в свою маленькую однокомнатную квартирку в плачевного вида и ещё более худшего состояния муниципальном доме, но с приличными соседями, что объяснялось барьерами для специфических контингентов с стороны владельца-государства, Люся вошла более-менее успокоившись и сойдясь в мыслительном споре с самой собой на том, что интерес Хозяина косвенный, по старой памяти и прежним знакомствам. Хорошо иногда быть несколько более простой по психической организации персоной, сдаваясь перед неразрешимыми проблемами на том, что выгоднее или приятнее, а не мучая себя не дающейся к разгадке в силу разных причин дилеммой, зависая своим пытливым разумом в состоянии вроде тройной точки воды.
– Чего вопишь, будто я тебя голую в детстве не видала?! – с порога возмутилась Мика, в ответ на вскрик дочери, застигнутой выходящей из ванной комнаты голышом.
– Только буферами своими не свети, – пожелала девушка, прикрывшись полотенцем, – Ведь грудью же меня кормила...
– Вот именно, и ничего такого!
– На скользкую дорожку встаёшь, мать, ведь я и внутри тебя бывала... – этот аргумент заставил Людмилу задуматься, или, что скорее, хотя бы промолчать.
– Опять читать собралась, свет только накручивать! – едва разувшись и помыв руки Милаша вновь напала на чадо, расположившееся буквально в своём уголке.
– О-о-х, – громко выдохнула девушка с длинными, естественного каштанового цвета слегка курчавыми волосами, облачившаяся в подходящий для ношения дома хлопчатобумажный "тюльпан" непрактично белый с двумя отличными элементами – тонким "чайным" ремешком под кожу и светло-оранжевой оборкой подола.
– На улице пиздуй читай, там светло бесплатно!
– Ёбнулась на старости лет? Читать на улице, прилюдно, меня же убьют сразу!
– И изнасилуют, а может сначала изнасилуют, – добавил догмат [4], – Тогда, если выживешь, может оценишь и наконец-то себе парня найдёшь, будете трахаться и упарываться, как нормальные подростки, а не это... – она простёрла кисть в сторону угла дочери и стала обводить жестом её небогатый скарб, подбирая дефиницию, – Вот это всё.
Этим всем, помимо занимаемого девушкой подвесного кресла-пузыря и маленького комодика с зеркалом, являлся плакатный иконостас незначительно прикрытый несколько позже прикреплёнными к стене полками, ныне занятыми книгами. И как раз изображённое на плакатах, хоть и содержало только один портрет, но мало-мальски образованному современнику в сюжетах и тем более лозунгах позволяло угадать увлечённость девушки феминизмом, что подчёркивалось её выделяющейся внешностью без использования косметики, окрашивания волос в "кричащие" цвета и стрижки-укладки в "вопящие" причёски, а также ношение простой одежды не заявляющей принадлежности к какой-либо популярной в настоящем молодёжной или иной псевдосубкультуре; например, самым распространённым у юношества "выпукло-левым соплюнам", на самом деле подлинно плоским и чаще правым, к тому же более рвотунам, но не суть, описание сих приводить не буду из соображений заботы о психическом здоровье читателя, ведь не всякий крайне стойкий любитель абсурдных и сюрреалистических рациоцинаций, способный обнаружить смысловую нагрузку в представляющемся обывателю конспектом горячечного бреда тексте, мог бы заявить: "Ах, так они про Это!".
– Ничего не понятно, но очень увлекательно! – обычно заявляли исследователи, в чём совпадали в оценках с решившими пооткровенничать о своём увлечении молодых людях.
– Мать, ты человек старого времени, сейчас совсем другие порядки!
– Да ладно! Это что же в нашем царстве-государстве, застывшем словно упавший в болото самый глупый, да ещё и подслеповатый динозавр, новенького-то? Бабушку твою откопай, отряхни, да спроси что в Россиюшке твориться, так что она ответит?!
– Пьют и воруют... – нехотя пробубнила дочь.
– Вот именно! Именно... – солидаризируясь с дочерью в тоне, выдохнула Людмила, а затем внезапно взорвалась, – Не ори на мать!
– Всё равно я не уникальна, – в ответ на вербальное нападение оживилась девушка, – Так что может всё по-прежнему из поколения в поколение, а иначе: всё также по-другому!
– Чё?! – демагогически воскликнула Люда.
– Фемка тоже человек, – вмешался в бурную дискуссию мужской голос, принадлежавший Хозяину, незаметно для увлечённых разговором проникшего в жилище, – То есть человекиня, ведь она такой же гуман... такая же гуманоидиня с двумя руками с бицепсинками и трицепсинками, копчикшей да локоткой, сердцевухой наконец! И пусть на их подбородессах не растёт бородавк... бородильня, хотя бывает и такая феноменша, но всё же, как носительница разумки и интеллекши, феминистка – человесса. Пнятненько? – протянул он, упёршись лоб в лоб с будто онемевшей женщиной. – Муж твой где?!
– В... – уже начала женщина не сдерживая грубость, которую пробуждало упоминание о этом конкретном мужчине, но осознание с кем разговаривает пересилило и она осеклась. – Он мне не муж. Не знаю, – поспешила добавить она полезную визитёру информацию.
– Где он, блядь?! – взревел рэкетир с силой ударив кулаком в стену, отчего вибрационный раскат прокатился по железобетонной коробке и спровоцировал стук сверху, донёсшийся через половину минуты за которую все трое настраивались на непростой разговор.
– Не злись, не злись, – запаниковав стала причитать женщина и трусцой поспешила в дальнюю часть комнаты, тщетно стараясь удалиться от медленно следующего за ней Хозяина.
– Я всегда злой... – прорычал тот и судя по всему не врал, видимо многослойный пирог, которым его угостило мироздание пришёлся совсем не про вкусу. – А злой я, – вероятно стараясь отвлечься, чтобы банально не ударить по его мнению упорствующую женщину, – Потому что накатить не могу! – прогремел фразу Хозяин и был предельно искренен, так как его искусственное тело надёжно защищало нервную систему от посторонних веществ, могущих изменять состояния сознания, поэтому киборг довольствовался сахаром, как и многие товарищи по несчастью, и являясь зависимым от последнего, отчего потреблял огромные того количества и закономерно испытывал весь спектр последствий, что сердитость умножало.
Однако проблему сахарной зависимости, как и многие другие, у полных киборгов в россиях не признавали, в отличие от алкоголизма в среде милиции, ранее достигшего буквально повального состояния: найти трезвого милиционера лет десять-двадцать назад было крайне сложно, некоторые упившись беззастенчиво ползали внутри участков, пытались куда-то уехать в заблёванном автомобиле, не смущаясь того, что половину часа назад разбили последний о внезапно выскочивший перед бампером столб, и прочее подобное. Увольнения не давали результата, новые сотрудники, за редкими исключениями подтверждающими правило, проникались традициями системы и спивались в среде соответствующих коллег; а всю милицию за раз не уволишь. Радикально за ситуацию взялись когда один майор, которого помыли, отрезвили и причесав, поставили в числе прочих в качестве декорации при очередной проверке, не выдержал шока и обнявшись с "белочкой", "не сдался иностранным агентам и бесам", а даже напротив, дал им бой; бой майор выиграл, к сожалению за нечистые силы он принял "истинных патриотов отчизны" в лице важных чиновников, в том числе самого министра внутренних дел. Только гораздо позже в "органы" стали принимать кого угодно, главное стойких к зависимости от веществ и выполняющих номинальный план, завершив и без этого не вялотекущее десятилетиями слияние криминалитета и правоохранительной системы, давно именуемой гражданами правонарушительной; а одной из первых мер явилось глубокое модифицирование сотрудников специальных должностей, проведённое заодно сразу с размахом: массово и везде, без раскачки, планирования, проверок и прочих чуждых западных глупостей. В итоге получилось как всегда...
– По-твоему я плохой человек? – спросил у девушки Хозяин, после того как крепким захватом за шею ввёл её мать в состояние подлинной панической атаки.
– Ты не человек, ты – мент, – прошипела её дочь.
– Зашнуруй лицевой гульфик, пока я тебе подлинное угнетение не продемонстрировал! – с смешком отмахнулся рэкетир, но показал пистолет, надёжно зафиксированный в специальной кобуре. – Гражданки, вы же меня знаете... – но недоговорил он не намеренно, а прервался явно внезапно.
Как и всё сделанное в россиях, в узлах и множестве агрегатов изделия обладали потрясающей надёжностью, например конечности, которыми чего только не было сломано, а первые и признака износа не демонстрировали, но конструкции в целом, системно, могли давать опасные сбои: иногда из-за детали, чей запас прочности значительно уступает прочим в конструкции; порой происхождение кроется в спорных инженерных решениях; чаще ввиду разгильдяйства при изготовлении; и тенденциозно по причине, которую пусть и резко, но метко описал академик Криволапов Сидор Сидорович фразой "Хуй знает почему не фурычит", а ему оппонировал министр образования доктор технических наук Костнова Фёкла Патрикеевна "Известно почему: на всё воля божья". В общем, так же, как описано выше, сложное искусственное тело Хозяина порой преподносило неприятные сюрпризы в неподходящие моменты; конкретно сейчас рассинхронизация снимаемых сигналов нервной системы и обрабатываемых в первичном сопроцессоре нейроинтерфейса привела к активации аварийного режима разрыва управления, выразившегося в ступоре. Существовали программы сбережения тела при потере контроля обитателя, даже двигательные комплексы по перемещению в безопасное место, в том числе с возможностью оборонятся от возможных неприятелей или опасных условий среды, всё-таки это тело сотрудника специальных силовых структур, но они привели лишь к возникновению конфликтов, а при их императивном закрытии вышестоящей службой создал поток критических ошибок, что привело к нарушению функционирования всего комплекса двигательных сопроцессоров. Для внешнего наблюдателя технократическая драма выглядела не так насыщено событиями, как в предполагаемом восприятии обитателя проблемного тела: последнее, застыв в ступоре, через пару секунд закачалось и шумно грохнулось лицом вниз, вминаясь в тумбочку и разнося своей массой её податливые древесностружечные плиты, словно павший в сугроб витязь из многочисленной дружины князя Бухадона.
– Что... Что ты делаешь?! – просипела мать, видя как дочь используя ножку стула как рычаг с трудом приподняла киборга и стала возиться с кобурой, стараясь понять тайну доступа. – Что ты делаешь?! – повторила Люда криком, попытавшись остановить девушку, когда та не отреагировала на первый вопрос, но дочь оттолкнула её, заставив сжаться у искусственного тела и лишь всхлипывать, с источающимся вместе с слезами ужасом, округлёнными не моргающими глазами наблюдая за попытками чада завладеть оружием. – Сиди тихо, надо сидеть тихо и ждать, – будто из недр сознания декламировала женщина некие коренные экзистенциональные принципы своей персоны, по всей видимости удовлетворившись безуспешностью стараний дочери и на том оставив процесс.
– Он нас убьёт, – наконец бросила девушка. – Он за тем и пришёл, сука такая, – неровным дыханием от тщетности попыток добавила она характеристику кобуры, но продолжая дёргать, нажимать, ковырять и всячески эмпирически испытывать сбитыми изящными пальчиками защитный механизм держателя.
– Не-е-ет! – не своим голосом завопила женщина, когда её дочери удалось задуманное: что-то щёлкнуло и пистолет выскочил в кисть.
По лицу девушки так же потекли слёзы: от недопонимания, обиды, нервного истощения от всего произошедшего, а главное, наверное, всё же даже не от некоего предательства, а от стыда, конечно же не за себя. Побороть мать, тем более в состоянии такого аффекта, шансов было мало, но она старалась, хотя уже и хотелось бросить этот представлявшийся спасительным чёрный инструмент, в сопровождении чего-то вроде: "Да подавись! Погибай тут враг реципрокного альтруизма...!" Но без "Понятное дело вместе с мной", ведь это и так очевидно. Вероятно в этот момент девушка узрела суть того, как россии превращают человека в россиянца. Однако от размышлений отвлёк восстановившийся Хозяин, резко повернувшийся, привставший и зафиксировавший пистолет машинной, несдвигаемой даже для совместных усилий пары, хваткой. Киборг ещё более молниеносно слился с девушкой в поцелуе, вжав своей лапищей её за затылок и очень быстро выдохнул ртом, пополняя запас воздуха вдохом носом. Имитировать лёгкие в боевом теле – расточительство, вентиляцию осуществляет компактная аэропомпа, мощная настолько, что жертва смогла лишь немного отползти, задыхаясь и захлёбываясь собственной кровью из повреждённых лёгких.
– Я – врач-акушер восьмого разряда, могу роды принять, могу абортирование произвести, даже позднее, в том числе твой случай: на сто семьдесят втором триместре; кстати, с днём рождения, – машинально, с нечеловеческим тембром, возможно в данный момент вербализуя свои мысли через несколько виртуальных ассистентов, заявил Хозяин, после того как стряхнул оцепеневшую спорщицу с пистолета. – Где он?!