Часть 10 Вонючки
– Вот вы где, – пробурчала безразмерных широт женщина, спустившись по крутой лестнице в цокольный этаж, освещённый одной лампочкой, висевшей на проводе питания над импровизированным столом, коим сейчас служил пластиковый ящик то ли из-под фруктов, то ли из под чего более предпочтительного искомым лицам с туловами, – Эй, вонючки! – окрикнула она двоих, расположившихся в узкой сфере света за квазистоликом в процессе игры в карты, азартно споря друг с другом и деловито расчерчивая стрелки от снабжённых индексами пиктограмм и иных фигур, нарисованных на графических репрезентациях местностей. – Алло, гараж! – повторила женщина и нехотя стала пробираться к свету, стараясь выбирать куда ступать, но, наверняка, понимая насколько сие бессмысленно, ведь в темноте под ногами ничего не видно, беспокойство о чём отразилось в следующих её словах, – Убьюсь, останетесь без премии...
– Коллектив скинется... – протянул один из мужчин задумчиво сверяясь с записями в блокноте и то и дело бросая взгляд на карты.
– Сука, стратеги, пиздуйте, блять, на вызов, у нас ЧП! – с каждым словом повышая громкость голоса начала женщина подбираясь ближе к игравшим.
– У нас всегда ЧП, – спокойно прокомментировал второй мужчина, сделав пометку на карте.
– И мы не виноваты, – добавил второй.
– Паша, вы никогда не виноваты!
– Верно, – согласился он, не отрывая взгляд от карты, видимо раздумывая над своим ходом, – Нам здесь вообще ничего не может быть известно.
– Вы ядерную войну не услышите, в которую постоянно играете!
– Именно так, что весьма вероятно к лучшему, однако вы же нас сюда направили, Матильда Джавдетовна, – умиротворённо констатировал второй, наконец посмотрев на женщину и свет озарил лицо неунывающего, почти что жизнерадостного человека, чьё страстное увлечение-отдушина из бытийных тылов способно даже подтолкнуть на нечто большее, нежели трудовые свершения, презрев компрометирующий факт того, что мужчина был буквально покрыт засохшими фекалиями; могло, но не желало, да и проблемы с сырьём и кадрами...
– Правильно, – солидаризируясь с парочкой в ответах, стала защищаться Матильда. – Вы переодеваться не желаете между вызовами, кто захочет эту вонь нюхать?! Весь отдел провонял, до сих пор проветриваем, а ваш дух иже с бабоньками.
– Мозоли натрёшь между вызовами переодеваться...
– Душ принимать...
– Вы так заставите и форму стирать...
– Её и положено стирать, глисты вы нечёсаные, следить за собой не способны, до чего себя довели! Бегом на ЧП! А то уволю! Особенно тебя, Саша.
– Всегда Саша крайний, – недовольно пробурчал мужчина.
Ни Паша, ни Саша спешить и не думали: спокойно дождались когда Матя покинет их импровизированный кабинет, а затем, всё-таки, стали собираться, не спеша, ведя переговоры о сохранении достижений в их игровом поединке, а не о чрезвычайном происшествии, которое, наверняка, представляло из себя кацапетовскую банальность как-то связанную с канализацией. Увольнения парочка, конечно же, не боялась, но имела совесть и за те гроши, которые им платили, главная причина скудных рядов желающих получить должность в ЖЭК-8, собиралась отработать, вернее как в старой поговорке: "Вы делаете вид, что нам платите – мы делаем вид, что работаем".
– Ещё её положено выдавать, а также обувь, а не за своё счёт покупать.
– Что? – переспросил Паша.
– Да так, ничего.
– А где мои сапоги? – поинтересовался напарник.
– Свет включи, да посмотри.
– Ушла? – полюбопытствовал мужчина, пробравшись к лестнице и посмотрев наверх.
– Сомневаюсь, затаилась как шиноби, грациозно укрывшись за черенком швабры, – саркастически ответил напарник, добавив, – Включай уже, никому до нас дела нет.
– Было бы "нет", не было бы "ага", – не согласился Паша. – Ага?
– Оно самое.
– То-то и оно, – резюмировал мужчина до конца понятный только этим двоим диалог, который, скорее всего, описывал их маленький, но коварный заговор, суть которого стала б очевидной стороннему наблюдателю при включении общего освещения, что и выполнил Павел.
В-первых, в помещении имелось общее освещение, позволявшее двигаться без опасений споткнуться о что-нибудь эдакое, а в-вторых и главное, последнее являлось системно выложенными бюстами Ильича и их фрагментами в искусственное препятствие, чья цель была незамысловата и заключалась в отбитии охоты лишний раз тревожить очень занятую парочку. Вызовы, хоть и с не самого большого обслуживаемого ЖЭК-8 участка, поступали гораздо чаще, чем хотелось рабочим, а потому считая что они недостаточно отдохнули после последнего, Паша с Сашей выключали вторичный источник света – ту самую лампочку и затаивались. Ввиду того, что три последних фонаря в конторе так же оставались только у них, остальные же, таки материализовавшиеся путём закупки не только по документам, но и в действительности, прочий персонал сам украл для своих, возможно бытовых нужд. Фонарик же в мобильном телефоне, до сих пор используемом многими из не желавших имплантировать интегративный коммуникатор, приводился в негодность ещё при таможенной приёмке, так как по законодательству Младороссии считался шпионской аппаратурой. Почему? "А потому что, потому!" В всяком случае таков официальный ответ КГБ страны. Покупать же свечу, на торговлю, то есть дар за пожертвование, которыми монополией обладала Всерусская истинно божеская церковь, по цене десятой части зарплаты за штуку ради эксперимента по поиску этих двоих не возжелала б даже Инна – местная чудачка, славная и вне ЖЭК-8 своими нездоровыми выходками. Если уж речь зашла о сей странной девушке, то вот парочка её чудачеств: как-то раз она явилась в библиотеку; неизвестно зачем, может быть праздного любопытства ради, чем её доброжелатели и оправдывают, но факт остаётся фактом – из нескольких поколений жителей Кацапетовки она единственная додумалась посетить книгособрание. Своим поступком Инна озадачила библиотекарей – людей случайных, привыкших к тому, что их работа заключалась в прибытии в библиотеку к восьми утра, присутствия внутри в течение восьми часов (обеденный перерыв был удалён годы назад, ведь у библиотекаря и так предостаточно времени для приёма пищи) с имитацией деятельности в зависимости от талантов к сему у сотрудника, и убытия восвояси, в чём философствующий наблюдатель может усмотреть аллюзию на образцовое бытие любого россиянца. Девушка не знала, что она делает в библиотеке, равно как и персонал терялся с тем, что ему полагается выполнять; пришлось заняться жутким делом – чтением, и по диагонали ознакомившись с должностной инструкцией сотрудники библиотеки увлеклись оживлённой дискуссией о вечном: "Кто, за что, и почему отвечает; а также: кто крайний, а значит виноват?!", так что не заметили исчезновения посетительницы. И прочее-прочее, в чём основным является добровольное прибытие в Первый район досуга и быта и постоянную возможность уехать отсюда, но нежелание по своим соображениям, которые, в отличие от признания о вышесказанном, Инна предпочла оставить при себе. На этот раз большинство сошлось на том, что девушка банально лжёт, но отражавшие достаток вещи, которыми она располагала, не позволял захлопнуться ставням, пропускавшим сквозняк сомнений. Единицы, написавшие куда следует что положено и получившие кованным армейским сапогом по своим носам, догадались кто, а главное "зачем" уже и знать не желали, сторонясь девушку по возможности или расшаркиваясь, при отсутствии таковой или даже самой Инны, порождая ещё больше пересудов. Так что девушка Инна являла собой субъект социальной жизни Кацапетовки непростой и примечательный; однако, к сожалению, не являющийся на сей раз предметом повествования. Возвращаясь к рабочим, сторонний наблюдатель может осудить и Сашу, и Пашу за леность, но в-первых, их бригада обязана состоять из четверых, плюс водитель; а в-вторых, бригад должно иметься по меньшей мере три, а лучше все пять, но последнего требует уже практика, когда серийные ЧП сливаются в то, что директор ЖЭК-8 называет ёмко "Пиздец!". Но кроме Паши и Саши у этого участка Кацапетовки надежды не было, разве что на приличный ремонт в квартире директора ЖЭК, автомобильные обновки муниципальных чиновников, просторный второй этаж в доме префекта и далее-далее по бюджетно-пищевой цепочке, так или иначе замыкавшей седалища граждан с той задницей, которую их жопы, в том числе покоящиеся на шеях, создавали, причём не только в Кацапетовке.
Собрав необходимые инструменты, отчего превратились в навьюченных мулов, Паша с Сашей открыли потайную дверь, замаскированную полками, и с трудом протиснувшись в неё в вновь организованной темноте, добрались до гаража, где располагался обширный подвижной состав ЖЭК-8. Важные и не очень вещи рабочие предпочитали забирать с собой, каждый раз напрягая спины, вместо того, чтобы оставить их в грузовичке, не столько из-за угрозы воровства, хотя и не без последней, а ввиду особенного подхода к организации трудового процесса, а если говорить просто, то так вероятность забыть что-нибудь минимизировалась: не хотелось остаться, например, без кустарным способом изготовленного из лома парного разводного ключа, которым орудовать можно минимум в паре; или счастливого газового резака; не говоря о пироболтах, выданных под расписку и настолько бережливо хранимых с полной ответственностью, что за календарный год не было потрачено ни одного.
– Уж лучше как-нибудь сами, своими силами и такой-то матерью, чем отчитываться, – описал в своё время причину неприкосновенного статуса болтов Павел.
– И, если честно, я не знаю что с ними делать, – мысленно признался Александр, молча дополнив заявление напарника.
Вообще, Саша часто молчал о своих мыслях, позволяя лишь некоторым прорываться в форме едва слышного бурчания; и хоть он никогда, ни разу не сетовал на то, что теперь Саша, несмотря на то, что его имя тоже Павел, первое время напарник слышал в недоговорах именно жалобы на то, что "два Паши неудобно и ты теперь Саша". На Пашу Саша не сердился, ведь это была не его идея, а покойного Ниязи Фаруковича не желавшего запоминать ещё одно, новое для него имя, при этом наотрез отказавшего в предложении "Павел Первый" и "Павел Второй" с словами: "Паша раз, Паша дваз *неразборчиво по-азербайджански*". После же трагической гибели директора, совпавшей с знакомством и ошибками в выбранном стиле общения с Хозяином, общественности представленной как несчастный случай на производстве, бывает и такое: шёл человек, поскользнулся, упал на трубу и как начал о неё биться и затылком, и теменем, и так, да сяк, придавая черепу оживальную форму, в общем, или жить не хотел, или очень за искусство радел – большинству понятно и безразлично; Паша так и остался Сашей – коллектив дескать привык.
– Старикашка, что сегодня на ходу? – спросил Паша, поприветствовав пожилого человека с размашистыми, спускающимися до воротника усами.
– Всё кроме "пазика", – буркнул тот в ответ.
– Как это? – растерявшись, настолько что остановился и попытался даже выпрямиться, оглядываясь в гараже, протянул рабочий.
– Детали я тебе рожу что ли?! – заскрипел усач. – То же, что и вчера на ходу – ничего!
– А если подтолкнуть? – уточнил Саша, подойдя к заведующему гаражом и повернувшись боком, так что возле устроившегося на табурете усача оказалось торчащее из кармана штанов горлышко бутылки.
– Тогда почти ничего...
– Списать бы в лом половину, а на вырученное отремон...
– Я тебя спишу скорее! – взорвался пожилой техник. – Что ты списать собрался, ну-ка, покаж!
– Вот, например, – пожал плечами Саша, кивнув на первый попавшийся автомобиль, который по его воспоминаниям никогда не покидал гаража (потоп, в недалёком прошлом заливший ЖЭК-8 и вынесший часть техники наружу, не считался).
– Метко выбрал, сразу видно – глаз-алмаз! Знаешь чья это машина? Знаешь?! – молодой мужчина отрицательно закачал головой, – Вот именно. Так что цыц!
– Как скажешь, отец, – сдался Саша и забрался в автомобиль вернувший возможность двигаться самостоятельно вместе с возвращённым ремонтником на положенное место динамо.